Живописец

Возвращаясь домой, Елизавета Дмитриевна неожиданно для дочери вдруг всплакнула. Жалость к себе, обида на несправедливость судьбы не давали ей покоя. Ах зачем, зачем она не послушалась родителей, зачем пленилась чувством, забыв о рассудке? Маше стало обидно за отца. Она любила его, хотя и понимала, что для матери это был явный мезальянс.

На другой день поутру Маша проснулась со странным чувством. Это была неведомая, беспричинная радость. Ей почему-то хотелось прыгать и петь. Такое она испытывала, пожалуй, только в детстве. Девушка подивилась, куда ушли гнетущая тревога, страхи, которые одолевали ее в последнее время? И впрямь, чего печалиться впустую! Она закружилась по комнате. Длинные волосы, развевающаяся тонкая сорочка, сияющие глаза – такой и застала ее мать.

– Ты сегодня точно птичка поешь! – засмеялась Елизавета Дмитриевна. – А вот смотри, уже принесли от баронессы.

В руках у матери снова был конверт со знакомым почерком. Баронесса и Генрих приглашали Стрельниковых вечером в Александрийский театр, где они абонировали ложу. Маша даже запрыгала и захлопала в ладоши, так редко ей выпадало такое счастье. А следом посыльный принес изысканный букет камелий, при виде которого у обеих Стрельниковых перехватило дыхание.

После театра последовала прогулка на острова. Потом приглашение на обед, роскошная сервировка, устрицы, тропические фрукты, нежнейшие сыры, белая рыба, икра, шампанское на льду в серебряном ведерке. И снова театральная ложа. И опять букеты – розы, лилии. Они совершенно преобразили скучную квартирку Стрельниковых. Развлечения захватили обеих дам, дома они только и говорили о новых знакомых, их изысканных манерах, образованности, деликатности, вкусе. Машу потрясало, с каким чувством баронесса относилась к своему сыну. Она обожала его, преклонялась перед ним, боготворила его. Он отвечал на это нежной сыновней почтительностью. Впрочем, ведь и сама Маша трепетно любила свою мать. Иногда она с ужасом задавала себе вопрос, кого она любит на свете больше всего – Мишу или мать? Ответа не находила и страдала от этого.

Прошла неделя, разительно непохожая на предыдущие, наполненные тоской и ожиданием. Но вдруг встречи прекратились, приболел барон. Маша словно резко остановилась на бегу. Не видя Корхонэнов несколько дней, она словно очнулась от угара неуместного веселья. Тревога и страх снова овладели всем ее существом. Она ужаснулась, точно до этого была не в себе, будто ее подменили. Ведь она целую неделю не была у будущих родственников! И писем от Михаила так и не пришло! Она вдруг задумалась, с чего бы это баронесса и ее сын внезапно прониклись к обедневшей вдове с дочерью такой любовью? Воспоминаний юности достало бы на один визит вежливости, а тут целый водопад внимания и любезностей! Нет, здесь кроется что-то настораживающее, неискреннее, но что именно – непонятно! Мысль о том, что она могла приглянуться молодому неженатому Генриху, ей просто не приходила.

Глава пятая

Маша долго читала в своей комнате книгу популярного романиста Извекова, по которому сходил с ума весь Петербург. Потом прикорнула и проснулась от звуков голосов. Она узнала их, разговаривали мать и баронесса. Аглая Францевна в их доме? Девушка вскочила и хотела уже было выйти к гостье, как вдруг остановилась. К чему? Опять визиты, развлечения, поездки… Отказаться неудобно, а так можно сказаться больной. Но очень хочется выйти, ведь такая тоска сидеть целыми днями дома и ждать весточки от Михаила!

Девушка вздохнула и остановилась посреди комнаты, так и не дойдя до двери. Нет-нет, она решила, что более не позволит себе ничего предосудительного. А то ведь в вихре этих развлечений в ее сознании даже промелькнула мысль, не слишком ли она идеализирует своего возлюбленного, так ли он хорош, как она представляет себе? Маша испугалась, прогнала подлую мыслишку прочь и твердо решила до возвращения Колова из дому не выходить, приглашений не принимать.

Дождавшись, пока стихнут голоса и хлопнет дверь, Маша подошла к окну. Нарядная коляска, важный кучер. Да, так и есть, баронесса собственной персоной, одна, без сына, стало быть, тот еще болен. И, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что госпожа Корхонэн навестила приятельницу! Девушка поспешно направилась в гостиную, поправляя на ходу прическу. Гостиная встретила ее пустотой, хотя казалось, что Елизавета Дмитриевна сию минуту была тут, даже тяжелая портьера, закрывавшая дверной проем, еще колыхалась. Девушка обошла стол и только тогда увидела сложенную газету, лежащую на скатерти. Она присела и, бесцельно подвинув к себе газету, пробежала глазами несколько строк. Городские новости девушку не интересовали, она уже собиралась отложить неинтересное чтение, как внезапно наткнулась на знакомую фамилию. Сердце затрепетало.