Живописный труп

Было ясно, что противная подруга не присела перед величием донжуана, а, скорее, даже наоборот. Если бы она была мужчиной, Березин незамедлительно предложил бы ей подраться.

– А как ее зовут?

– Нюра? Нюша? Урод на «Мини Купере». Сидит, злющими глазами зырк-зырк, смотрит, что украсть. Еще она на задницу ассистента засматривалась.

– Оскара?

– Мне не интересно, как его зовут. Дрищ.

Березин поежился. С Оскаром он бы драться не стал.

– А почему вы думаете, что Нюра хочет что-то украсть?

Березин посмотрел на Смородину с легкой дозой жалости к этому большому человеку с такими наивными представлениями о мире. «Только моим попечением жив малый сей» – так можно было истолковать этот взгляд.

– Она косметичка. Давит прыщи. А я вам уже сказал, что у нее «Мини Купер»? Это ж какие прыщи и сколько времени надо давить, чтобы на него навыдавливать? Есть, конечно, вариант «мужчина», но я такого извращенца, который заберется на эти кости, себе не представляю. Сейчас же всюду технологии. Внедряют в семьи персонал, парикмахеров, которые собирают информацию, входят в доверие, а потом лишают имущества тем или иным способом. Сесть на уши Эльвире легче легкого, пару раз сказал, что ее пожеванная красота аристократична, и она твоя.

– А расскажите про землю, которой владеет Жанна?

Березин ответил уклончиво.

– Земля как земля. Ничего особенного.

Художник Мылов

Платон Степанович трижды бывал в галерее Мылова, которая располагалась в самом центре столицы. Изначально он был заряжен негативным отношением к нему других художников. Ответ пресс-службы знаменитости был известен и предсказуем: вы все завидуете. Ну, допустим. Платон Степанович хотел составить собственное суждение. Сначала его поразила обстановка. Вроде бы здесь косплеили дворец, при этом похоже было на мавзолей. Для дворца было недостаточно размаха, а для изящества не хватало вкуса. Хотя вряд ли Мылов поставил бы оформителям адекватную габаритам небольшого особняка задачу создать камерное пространство. Даже если он занимал бы катакомбы, он все равно декорировал бы их позолотой и бархатом и, если колонна не протиснулась бы в лаз, распилил бы ее и пронес по камешку. Ему не хотелось быть художником, оставить след своего воображения, вкуса. Его совершенно не волновали такие мелочи, как размер и эпоха. И наверное, существовали люди, которым искренне нравились позолоченные рамы и слезовыжимательные бабульки. По крайней мере, смотрительницы благоговели перед своим богом.

В принципе, Мылов мог бы рассматриваться как современный художник, если честно назвать его работы ироническим переосмыслением имперского пафоса. Потому что портретируемые, если отвлечься от богатых рам, были изображены карикатурно. То есть он, конечно, старался соответствовать, работал без иронии, просто у него не получалось. Более того, в какой-то степени он был гораздо ироничней среднеизвестного современного художника Правдорубова, жениха Жанны, с работами которого Платон Степанович ознакомился заочно. Просто этого никто не видел, потому что люди, которые могли бы это сформулировать, на живопись Мылова вообще не смотрели.

Во второй визит Смородина понял, что прежде он смотрел не на картины, а на свое представление о них. Живопись оказалась довольно-таки скучной, интересно было разве что только считать анатомические ошибки. Когда он пришел третий раз, одна из смотрительниц его узнала. Он стал своим в этом храме пафоса.

Справка

В местном отделении милиции было тихо, видимо, преступники были в отпусках. Платон Степанович быстро нашел нужный ему кабинет.

– Добрый день, я Смородина.

– Проходите, я вас жду. Ладушкин звонил, сказал, вам нужна справка.

– Неофициально, да. Около года назад упал с электроскутера человек.

– Только не говорите, что он воскрес!

В словах следователя не было ни тени иронии.

– Простите?

– В местной церкви сорок дней был повышенный спрос на свечи. Да, несчастный случай был с электросамокатом. Хотя, кому несчастный, а кому…

– Мы говорим про господина Абрамова?

– Да. Год прошел, а мы до сих пор говорим про него в этих стенах.

– Он часто приходил?