Живородящий

Стекляшка вдруг вышел на луг, возникший после приземления инопланетного «блюдца» из фильма про викингов. До слуха Соломона донеслись страстные звуки эротических наслаждений, он двинулся к ближайшей роще, а там (среди темнеющих деревьев, застывшие кроны которых были почти что тучами со змеями ветвей внутри; среди терновых зарослей, пугающих до безрассудства, точно омертвелые тени нераскрытых наукой животных; между остроконечных валунов, дающих ощущение первобытной власти) присутствовали, как нимфы летних ночей, образы самых лучших красоток, прелестно-завлекающе-чарующих, позабывших про одежду, греховных, сладострастных до неприличия, неприкрытых перед собственной похотью, источающих приторный аромат (способный легко одурманить любого), покрытые блёстками сладкого пота от жара столь желаемых тел, воспевающих мелодикой стонов по памяти дикость, когда каждую из них любил Марк Фал…

Над рощицей красавиц рассыпаны сумасшедшие звёзды, вызывающие только восторг. Стекляшка Сол ещё долго любуется расчудесными «привидениями нимф», но надо идти дальше.

Путешествие приводит его на кладбище детей, где молнии висят вообще шарами огненных планет, летающих смерчем статики, примерно вроде вечных пирамид…

Стекляшка видит фотографии с надгробий: беловолосая девочка с паучьими глазами, что вселяют безысходный страх; мерзкий мальчишка абсолютно без рта; слюнявая малютка, всегда готовая оттяпать добротный кусок человеческого мяса; мёрзлый мальчуган (сразу с несколькими парами ушей, похожих на обугленные пельмени), приходящий через внутренность ночи к другим (живым) детям, чтобы медленно выползать из-под кровати или скалить пасть, переполненную острыми, заточенными зубами, когда вполне обычный ребёнок хочет уже пойти спать, но добродушные родители оставляют его (её) вместе с гостями за весёлым столом, но ребёнок всё же тогда незаметно пробирается в свою тёмную комнату, а там уже притаилась страшнейшая тварь с переизбытком ушных раковин, насмерть мёртво-замёрзшая, она убийственно улыбается ужасной мордой, выбравшись из-за шкафа в полный рост, чтобы дальше лучше суметь вцепиться в закормленную мордочку долюбленно-желанного ребёнка, выколоть его (её) глаза, а сразу за этим – выковыривать мозги, но только очень тихо, пока родители вместе с гостями, громко поющие за стеной разудалую песню, не затихают внезапно, и тогда все решают пойти посмотреть, чем занимается предположительно заснувший ребёнок, на цыпочках подкрадываются к двери, резко открывают оною, а умерщвлённый сыночек (дочка), что распластан(а) рядом с центром детской, давно истёк кровью, залившей красивый ковёр, будто на бойне (или даже в операционном кабинете, если сама операция была мало того что незаконной, но и, конечно же, абсолютно неудачной), вот именно теперь та фотография с кладбища намерзает ещё сильней, а крик перепуганных родителей никого не спасёт.

Стекляшка Сол уходит с кладбища; музыкальные липы плачут немного детскими голосами, переходящими в протяжный цвет полуночи, испитой смерти до конца… Осенний свет накрывает ясновидца, Соломон открывает склеп: пустая внутренность красуется вовсю… Особенно тем ясным (для правосудия) днём, когда к тебе идёт обычный, в общем, человек, хотя и по профессии палач, слегка волнуется, но передёргивает ствол, надеясь выстрелить всего один патрон (не больше)…

Ты просто стоишь на коленях – ничего другого тебе уже не остаётся, и звучит громкий выстрел, и череп твой (прямо с затылка) стал «рассекречен» донельзя/многократно/страшно/безвозвратно…

Ты падаешь своим поганым телом вслед за неумолимой силой инерции, которая теперь тебя больше не может терпеть. Ты свалился куда-то вперёд, ударившись вне чувств о «скатерть смерти», и лежишь первые минуты собственного небытия, по истечению которых становишься чем-то освобождённо-независимым (но не для омертвелого народа смерти), гораздо больше, нежели живым, при этом внешность твоя взята как бы в кредит до лучших перемен, а психическое состояние настолько сложное, что им можно «заваливать» студентов (плюс студенток); ты просто умер. И всё…

Стекляшка Сол удаляется от склепа, пытаясь совладать со смерчем чувств, эмоциональным ураганом, напором сумрачных небес, бледнеющих на месте потолка расстрельной.

Огнеопасные холмы улеглись во мрак. Туманное небо давно потемнело. Дождя не может быть.

Сол смотрит далеко: под водопадами огня нетленная блондинка греет от истомы тело; взгляд тёмно-серых глаз красавицы нацелен будто бы в самый центр некой несуществующей области, из-за которой способности простых людей оставлены без изменений… Чудесная блондинка изображает обнажённость. Слепая вода мерцает огненным потоком, стараясь не скрывать лучшие части тела девушки.

Стекляшка вышел в совершенство (всё теперь представало перед ним невероятно правильным и практически вечным). Он свернул в лабиринт лаборатории, где было очень много белого цвета, слепяще бьющего по «спящему» взгляду Соломона…