Животная пища

Шатер, где они пили, был одним из самых больших, с рингом посредине и опилками на полу. Время от времени Том забирался на помост, продирался сквозь толстые канаты и приглашал Педро Рокку на поединок. Педро Рокка-Рокка был профессиональным боксером, но, состарившись (ему исполнилось пятьдесят пять), дрался исключительно с любителями. Днями напролет он разгуливал вокруг своего шатра, более или менее угрожающе ворчал, надеясь таким образом заманить на ринг какого-нибудь горячего юнца, желающего бросить вызов отважному Педро в смешном желтом халате. Впрочем, возраст для такой работы у него был самый подходящий. На легкую поживу клевали десятки молокососов – из тех, что всегда окружены шумной компанией и поклонницами. Иногда Рокка позволял противнику нанести один-единственный скользящий удар. Тогда он немного оживлялся и выстраивал подобающую защиту. Публика ликовала, и в шатер входили все новые платежеспособные смельчаки. Вокруг палатки собиралась толпа, жаждущая крови и славы или, на худой конец, одной крови. Рокка играл с новоиспеченной жертвой, увиливал от забавных предсказуемых ударов и всячески пытался создать впечатление, будто на ринге происходит настоящий бой. Через несколько минут, когда больше никто не входил в палатку, он бил оппонента в висок с таким расчетом, чтобы у того подкосились ноги. После этого никто не хотел продолжать поединок, и Рокка мог спокойно отдохнуть.

Теперь, когда боксер уже настроился на тихий вечер, к нему привязался Том. Педро милостиво терпел его выходки, раз уж юнец покупал всем пиво. Однако алкоголь, по-видимому, лишил конюха остатков здравомыслия: чем больше он пил, тем серьезнее вызывал Педро на поединок. Другие старались не обращать внимания на Тома, полагая, что парень все еще не оклемался после случая в палатке. Может, его напугал сам кот, думали они не без зависти, – если крылатая тварь и в самом деле производила на людей такое впечатление, то Петронелла и два ее компаньона заполучили в свое владение живой летающий мешок с деньгами.

И все-таки Том зашел слишком далеко. Он обозвал Рокку трусом и плаксой и, кажется, упомянул мать боксера (этого никто подтвердить не смог). Отважный Педро поднялся, бережно поставил бутылку на пол и подошел к рингу, где, выставив кулаки, пританцовывал Том. Рокка даже не перешагнул через канаты. Он просто натянул один из них и отпустил, в результате чего Том беззвучно, но с изумлением на лице полетел наземь. Боксер взвалил его на плечо, вынес на улицу и усадил на мокрую траву. Затем вернулся к своему пиву, и на минуту-две все забыли, кто такой Том.

В отличие от остальных кошек у Киски, должно быть, сложилось очень хорошее мнение о полисменах. На протяжении трех недель главный полицейский участок Дьюсберри снабжал ее бесконечной едой и ласками.

Каждое утро для вновь прибывшей собирали гору объедков, а потом весь день подкармливали ее во время полдников, обедов и просто перекусов. Казалось, полицейские силы Дьюсберри заняты исключительно набиванием своих желудков, среди которых попадались весьма вместительные. Каждый час все дружно бросали карандаши и газеты и снова принимались за еду, не забывая при этом угостить кошку. Бедняжка оставляла нетронутыми целые тарелки лакомых кусков, словно намекая, насколько скромны ее нужды в сравнении с нуждами полицейских.

В человеческом внимании тоже недостатка не было. Констеблей, должно быть, выбирали за сентиментальность: за три недели не было раскрыто ни одного преступления, и даже самые несговорчивые полисмены превращались в лопочущих идиотов, играя с крылатой кошкой. Судя по всему, они уже давно нуждались в особом способе выражения чувств и теперь кудахтали и ворковали, сидя на четвереньках перед любимицей, словно то был их собственный ребенок.

Но через три недели кошку забрали.

V

Сержант Гарольд Девитт нервничает, точно новобранец. Пятнадцать лет он прослужил в полиции, пятнадцать лет ел сандвичи и пил сладкий чай, в результате чего порядком округлился. Но сейчас Гарольд не знает, куда деть свои пухлые руки, а нутро свернулось в тугой узел. Он и стоять-то прямо не может. Подбородок дрожит, на лбу и носу выступили бусинки пота; он весь вдруг превратился в жар и жидкость, форма невыносимо натирает кожу, пока он пытается изложить дело о кошке. Ему еще не приходилось отчитываться перед столь высокопоставленным чиновником.