Но Вильяму было лучше знать, и он попросил нескольких производителей прислать каталоги изделий, среди которых были мясорубки вдвое больше и мощнее, что позволило бы сэкономить массу времени. Формы для выпечки должны аккуратно стоять на полках. Уолкер показал, куда их можно повесить, и вычислил точные размеры, а исходя из них – вместимость каждой полки. «Не займет и часа!» – сообщил он и задумчиво потер подбородок. А мука! Что мука? Что, черт возьми, не так с моей му… Кувшины слишком глубокие и стоят прямо на полу. Поднимем их, и тебе не придется постоянно нагибаться. Да-да, я посчитал, ты нагибаешься около двухсот раз в день!
Тут она всплеснула руками и громко фыркнула, хотя на самом деле ей не терпелось услышать все остальное. А остальное, как выяснилось, было даже важнее. Нужно купить печь побольше и топить ее строго по расписанию. Партии должны быть одинакового размера, чтобы каждый раз полностью использовать ресурсы печи и сократить расход угля. Да, и тесто пусть делает кто-то другой.
Рут опустила глаза и смахнула муку с фартука. Вильям утверждал, что если нанять помощника и внести другие предложенные им изменения, то у нес освободится целых полдня, и эти часы она сможет потратить на расширение дела или на все что угодно. И, конечно же, в его блокноте не одна страница посвящена идеям по расширению торговли.
Для Рут это было слишком. Она поблагодарила Вильяма за доброту, подвела к выходу, поцеловала и захлопнула за ним дверь. В тот вечер она направилась сразу в спальню, где прямо в одежде и туфлях, пропитанных жиром, хлопнулась на постель. Стемнело. Рут посмотрела на часы. Они остановились, но она знала, что уже через несколько часов ей надо вставать и приниматься за работу. Рут закрыла глаза и погрузилась в беспокойный сон.
Было уже светло, когда Рут очнулась и увидела, что проспала всю ночь, не расстилая постель и не раздеваясь. Простыня и одеяло сбились под ней в комок, сама она тряслась от холода. Проклиная Вильяма Уолкера, Рут вскочила с постели и в полусне побежала на кухню. Она принялась топить печь, работая на ощупь, потому что стоило приоткрыть глаза, как ее сразу начинало мутить. Голова раскалывалась так, будто через уши в нее просунули ледяную кочергу.
Рут швырнула ведро угля в печь и захлопнула дверцу. Пошатнулась, оперлась на холодную раковину. Она дрожала, то приходя в сознание, то вновь засыпая.
Прошло несколько минут, и странный звук вернул Рут к жизни. Что-то было неладно. Пустые формы в печи раскалились и начали коробиться. Схватив тряпку, она стала выбрасывать их наружу. Некоторые касались ее платья и оставляли на нем коричневые отметины, другие шипели, падая на влажный пол. Когда все было сделано, Рут засунула в печь вчерашние пироги, зная, что опаздывает к завтраку на час, а может, и больше. Она принялась убирать формы с пола. Те падали куда придется: на столы для мяса, в раковину или обратно на пол. В конце концов Рут сдалась и выбежала из кухни.
Почти засыпая, она навалилась на прилавок. Ее лицо так осунулось и побледнело, что покупатели то и дело спрашивали, всели в порядке. Рут отвечала, что да, хотя в действительности у нее осталась только дюжина или две пирогов, и скоро пришлось бы закрыть лавку, потому что печь новые она была не в состоянии. Поначалу Рут проклинала Вильяма Уолкера так яростно и в таких выражениях, что через несколько часов ее тошнило от желчи, кипевшей в горле и грозившей вылиться на прилавок. Явился не запылился! Распоряжается в моей лавке, как у себя дома, всезнайка эдакий! И брюхо у него, как у свиньи, и эта мерзкая лысина… если он думает, что еще раз зайдет в мою лавку…
В эту минуту в магазине появился молодой человек. Не думая, она потянулась за пирогом, но тот лишь спросил: «Кухня там?»