Животный мир людей

– А что вас с ним вдруг потянуло выяснять подобные вещи теперь, ему, помнится, уже лет немало, а в свидетельстве о рождении что написано?

– Прочерк там, инкубаторский он у меня. Понимаешь, Рита, незадолго до смерти Тамара говорила, что ей кто-то надоедает, она и мне хотела об этом рассказать, да я, идиот, отмахнулся, мол, потом, все потом, а сейчас у меня работы много. «Потом» уже не было, как и Тамары! И еще Федор случайно узнал, что перед смертью мать разговаривала с каким-то мужчиной, как раз под сводом той арки, где ее убили, их там видел местный дворник. Потом я встречался с тем следователем, который тогда вел дело. Так вот, им через некоторое время принесли Тамарину сумку с документами и деньгами, выловили из реки, значит, никакого ограбления не было, ее убил человек, которому надо было убить именно ее. Кому это могло быть нужно? Подумали на того, кто был биологическим отцом Федора, правда, непонятно, что он хотел этим добиться, жена никогда его не упоминала, сын тоже ничего не знает, говорить о каком-то шантаже просто смешно, Тамара никогда бы не опустилась до такого, наша семья всегда была вполне обеспеченной, а потребностей у Тамары, как и у меня, было немного. Мы просто в растерянности, и потом недавно Федя разбирался в гараже, его сильно ударили по голове и пока он был без сознания, вытащили несколько старых фотографий. Из этого всего можно сделать только один вывод преступник из прошлого Тамары, из ее юности.

– Все вроде логично, непонятно только, с чего вдруг теперь все это вновь всплывает, и потом, как он, этот неизвестный, узнал о вашем интересе к прошлому, почему теперь, почему не прежде? Что послужило толчком, отправной точкой всех событий? Ты об этом не задумывался?

– Честно говоря, я вообще мало задумывался в последнее время, как-то все сложилось само собой, но теперь не отступлюсь, выясню до конца, все, что возможно еще узнать. И если найду негодяя, достану его, а там будь что будет.

– К сожалению, Олег, ничем не могу тебе помочь, мы ведь с твоей женой не дружили, так, иногда общались в силу обстоятельств, хотя взаимная симпатия у нас была. Помню, мы даже поздравляли друг друга с праздниками. Скажи, а ты занимаешься частными заказами? У меня есть несколько предложений. Но возникла проблема. – И Марго рассказала Ямпольскому о встрече с бывшей коллегой и своих страхах.

– Понимаешь, я сама себя загнала в ловушку, теперь не знаю, что и делать! Может, ты что посоветуешь?

– Я подумаю, но первое, что приходит в голову, тебе придется опять несколько измениться и работать надо с кем-то, кому ты доверяешь. Мужа ты исключаешь?

– Полностью. Я развелась, и у меня нет ни малейшего желания иметь с ним хоть что-то общее.

– А сын, его, кажется, Слава зовут, он как это воспринимает?

– Знаешь, я всегда жила с оглядкой на мнение родных, теперь все, у меня жизнь тоже одна, и никто не имеет права указывать, как мне поступать. Может, Федор захочет работать со мной, пусть даже просто числится в документах, я боюсь оформлять на себя даже частное предпринимательство.

– Ну, это ты загнула! Оформить на себя ты все прекрасно можешь, а вот светить лицом тебе пока нельзя, мало ли с кем столкнешься! Я поговорю с Федей, а может, кого другого найдем тебе в помощь. Ты подумай и о моей проблеме, вдруг мысль какая умная посетит.

Сидя за столиком и беседуя, они не заметили, как на улице зажгли фонари. Первая поднялась из-за стола Марго и, повернувшись, уставилась в окно, которое было у нее за спиной:

– Смотри, еще не вечер, а они уже свет зажгли, сколько времени? Летом трудно ориентироваться, темнеет поздно, светает рано, наверное, надо мне домой отправляться.

Олег тоже взглянул в окно, там, за промытым и чуть затемненным стеклом, наступали теплые летние сумерки. Это сколько же времени они просидели в кондитерской, оказывается, разговоры бывают не в тягость, он и не заметил, как полдня прошло. Люди за стеклом неторопливо шли по своим делам, на центральной улице города сияли витрины, световое оформление зданий создавало ощущение праздника. Ему вдруг нестерпимо захотелось туда, на воздух, в толпу, идти и не думать ни о чем, просто брести по широкой, ярко освещенной улице и, как в молодости, радоваться уже тому, что живешь. Марго смотрела на улицу, и на ее лице было то же выражение, что и у Ямпольского. Не сговариваясь, они вышли из помещения и направились в сторону Кремлевской стены, дошли до Александровского сада и, не заходя в него, побрели по Моховой.