Живу до тошноты

Теперь вопрос: кому blinde Mathilde столько писала? Ответивший на вопрос напишет роман.

* * *

Как я любила – с тоской любила! до безумия любила! – Шварцвальд. Золотистые долины, гулкие, грозно-уютные леса – не говорю уже о деревне, с надписями, на харчевенных щитах: «Zum Adler», «Zum L"owen»[100] (Если бы у меня была харчевня, я бы ее назвала: «Zum Kukuck»[101]).

* * *

Никогда не забуду голоса, каким хозяин маленького Gasthaus «Zum Engel»[102] в маленьком Шварцвальде, указывая на единственный в зале портрет императора Наполеона, восклицал:

– Das war ein Kerl![103]

И после явствующей полное удовлетворение паузы:

– Der hat’s der Welt auf die Wand gemahlt, was wollen heisst![104]

После Эккермана могу читать только «M'emorial de Sainte-H'el'ene» Ласказа – и если я кому-нибудь завидовала в жизни – то только Эккерману и Ласказу.

* * *

Странно. Здесь апогей счастья, там апогей несчастья, и от обеих книг одинаковая грусть – точно Гёте был тоже сослан в Веймар!

* * *

О, Наполеон уже для Гёте (1829 г.) был легендой! О, Наполеон уже для Наполеона (1815 г.) был легендой!

* * *

Гёте, умиляющийся над вывернутым наизнанку зеленым мундиром Наполеона.

* * *

В Гёте мне мешает «Farbenlehre»[105], в Наполеоне – все его походы. (Ревность)

* * *

Иду недавно по Кузнецкому и вдруг, на вывеске: «Farbenlehre». Я обмерла.

Подхожу ближе: «Faberg'e»[106].

* * *

Во мне много душ. Но главная моя душа – германская. Во мне много рек, но главная моя река – Рейн. Вид готических букв сразу ставит меня на башню: на самый высший зубец! (Не буквы, а зубцы. Zacken[107] – какое великолепие!). В германском гимне я растворяюсь.

Lieb Vaterland, magst ruhig sein[108].

Вы только прислушайтесь к этому magst, – точно лев – львенку! Ведь это сам Рейн говорит: Vater Rhein[109]! Как же тут не быть спокойным?!

* * *

Когда меня спрашивают: кто ваш любимый поэт, я захлебываюсь, потом сразу выбрасываю десяток германских имен. Мне, чтобы ответить сразу, надо десять ртов, чтобы хором, единовременно. Местничество поэтов в сердцах куда жесточе придворного. Каждый хочет быть первым, потому что есть первый, каждый хочет быть единым, потому что нет второго. Гейне ревнует меня к Платену, Платен к Гёльдерлину, Гёльдерлин к Гёте, только Гёте ни к кому не ревнует: Бог!

* * *

– Что вы любите в Германии?

– Гёте и Рейн.

– Ну, а современную Германию?

– Страстно.

– Как, несмотря на…

– Не только не смотря – не видя!

– Вы слепы?

– Зряча.

– Вы глухи?

– Абсолютный слух.

– Что же вы видите?

– Гётевский лоб над тысячелетьями.

– Что же вы слышите?

– Рокот Рейна сквозь тысячелетия.

– Но это вы о прошлом!

– О будущем!

* * *

Гёте и Рейн еще не свершились. Точнее сказать не могу.

* * *

Франция для меня легка, Россия – тяжела. Германия – по мне. Германия-древо, дуб, heilige Eiche[110] (Гёте! Зевес!). Германия – точная оболочка моего духа, Германия – моя плоть: ее реки (Strцme!) – мои руки, ее рощи (Heine!) – мои волосы, она вся моя, и я вся – ее!

* * *

Edelstein. – В Германии я бы любила бриллиант. (Edelstein, Edeltrucht, Edelmann, Edelwein, Edelmuth, Edelblut[111]) …

* * *

А еще: Leichtblut. Легкая кровь. Не легкомыслие, а легкокровие. А еще: Uebermuth: сверх-сила, избыток, через-край. Leichtblut и Uebermuth – как это меня дает, вне подозрительного «легкомыслия», вне тяжеловесного «избытка жизненных сил».

Leichtblut и Uebermuth – не все ли те боги? (Единственные). И, главное, это ничего не исключает, ни жертвы, ни гибели, – только: легкая жертва, летящая гибель!

* * *

A Gottesj"ungling![112] Не весь ли Феб встает в хороводе своих любимцев!

A Urkraft[113], – не весь ли просыпающийся Хаос! Эта приставка:

Ur! Urquelle, Urkunde, Urzeit, Umacht[114].

Urahne, Ahne, Mutter und Kind

In dumpfer Stube beisammen sind…[115]

Ведь это вечность воет! Волком, в печной трубе. Каждая такая Urahne – Парка.

* * *

Drache и Rache[116] – и все «Nibelungenlied»[117]!

* * *

«Германия – страна чудаков» – «Land der Sonderlinge». Так бы я назвала книгу, которую я бы о ней написала (по-немецки). Sonderlich. Wunderlich[118]. Sonder и Wunder в родстве. Больше: вне Sonder нет Wunder, вне Wunder – нет Sonder.

О, я их видела: Naturmenschen[119] с шевелюрами краснокожих, пасторов, помешавшихся на Дионисе, пасторш, помешавшихся на хиромантии, почтенных старушек, ежевечерне, после ужина, совещающихся с умершим «другом» (мужем) – и других старушек – M"archenfrau, сказочниц по призванию и ремеслу, ремесленниц сказки. Сказка, как ремесло, и как ремесло кормящее. – Оцените страну.

О, я их видела! Я их знаю! Другому кому-нибудь о здравомыслии и скуке немцев! Это страна сумасшедших, с ума сшедших на высшем разуме – духе.

* * *

«Немцы – мещане»… Нет, немцы – граждане: B"urger. От Burg: крепость. Немцы – крепостные Духа.

Мещанин, гражданин, bourgeois, citoyen[120], y немцев же – неделимо – Bьrger. Для выявления же понятий мещанства, буржуазности – приставка klein: klein-b"urgerlich[121].

Может ли не быть отдельного слова для основной черты нации? Задуматься.