Живу тобой одной

Натаниэль Найт Второй родился 21 марта 1923 года в большом доме Найтов. Карлу так и не удалось уговорить Келли рожать в больнице в Клинтоне. Она лишь позволила ему пригласить на время родов своего личного врача. Карл провел в Найтсвилле целые сутки, расхаживая из угла из угол и поминутно подливая себе виски. Наутро в пепельницах громоздились горы окурков.

– Он ведет себя так, как будто он отец, – с удивлением заметила Крис.

Хэм и сам в этот день выпил на две порции больше обычного.

– Может, так оно и есть. Кто знает?

Крис его слова отнюдь не показались удачной шуткой.

– Хэм Найт, что ты такое говоришь? Ты, наверное, пьян.

– Я просто пошутил. Хотел разрядить обстановку.

«А ведь она могла быть и с ним, так же как и со мной», – подумал он. Прошлым летом он видел, как его автомобиль проезжал мимо Найтсвилла чуть ли не каждую неделю, в то время как они работали в поле.

Хэм осознал, что просто хватается за любое объяснение, пусть даже самое абсурдное, только бы облегчить свою совесть. Однако все домыслы улетучились в ту же минуту, как он увидел ребенка.

Мальчик, как и предсказывал старый Найт…

– Маленький Нат, – прошептала Келли, приложив младенца в первый раз к груди.

За порогом ее комнаты Хэм держался за ручку двери, с огромным трудом сопротивляясь единственному желанию – повернуться и бежать без оглядки. Бежать из этого дома, бежать из Найтсвилла, бежать за тридевять земель от этой ведьмы, что лежит там за дверью. Все еще держась за ручку, он обернулся. Они все подталкивали его – Крис, Карл, доктор Хейли.

– Давай-давай, парень, иди. Она позвала тебя раньше всех остальных. Хочет, чтобы ты первым увидел своего маленького братишку.

Словно приговоренный, поднимающийся на эшафот, он вошел в комнату, закрыл за собой дверь и прислонился к стене, стараясь унять дрожь в ногах.

Никогда еще Келли не выглядела такой обворожительной. И такой пугающей. Рождение ребенка обычно разрушает женщину. Келли роды придали еще больше блеска. Она лежала на высоко взбитых подушках, как королева. Щеки горели лихорадочным румянцем, зеленые глаза ярко блестели, золотые волосы рассыпались по подушке. Голубая ночная рубашка спущена с левого плеча. К обнаженной груди она прижимала младенца. Эта округлая молочно-белая грудь сейчас казалась пышнее, чем Хэм ее помнил. Крошечные губки, прижавшиеся к ней, беспрестанно двигались, крошечные пальчики крепко вцепились в кожу.

Хэм провел рукой по глазам. Келли, всецело поглощенная ребенком, казалось, не заметила его появления. А может быть, делала вид. Она покачивала сына на руках и тихонько напевала:

Кормила я и знаю, что за счастье
Держать в руках сосущее дитя.

Не поднимая глаз, она улыбнулась.

– Ты знаешь эту колыбельную, Хэм?

В горле у него пересохло.

– Макбет, кажется. Это вовсе не колыбельная.

– Она была любящей матерью и любящей женой. А твой кругозор так ограничен, Хэм. Ты во всем видишь только одну сторону. Подойди поближе, познакомься со своим…

Она намеренно замолчала, наслаждаясь муками, которые причиняла ему. Тихонько рассмеялась.

– Ну что, Хэм, может, скажешь ему? Своему брату… или сыну?

– Прекрати!

Она коснулась пухленького подбородка младенца.

– Ямочка как у тебя. С другой стороны, у твоего отца тоже был раздвоенный подбородок. Здесь ваши шансы равны. А вот глаза…, угрюмые и загадочные, как у тебя. И форма твоя. Я думаю, сомнений быть не может.

Ее певучий голос над жадно сосущим младенцем гипнотизировал Хэма.

– Хотя, боюсь, полной уверенности все-таки нет. Алва говорил, что ты как две капли воды похож на Натаниэля в молодости. Я думаю, наш ангелочек как пришел в этот мир загадкой, так и уйдет из него.

Она прижалась губами к головке ребенка. Хэм повернулся, взялся за ручку двери. Ее голос остановил его. Теперь Хэм не узнал этот голос, словно он принадлежал другому человеку.

– Подожди, Хэм… еще одно… Я не потерплю, чтобы ты перекладывал свою вину на этого ребенка. Мы все рождаемся нагими и невинными. Можешь думать о себе и обо мне все, что хочешь, но только к нему не питай ненависти. Сын он тебе или брат – это твоя родная кровь, Хэм, не забывай об этом. Я его мать. Он моя любовь. Люби его тоже, Хэм. Это твой долг перед отцом.

Хэм повернулся и выбежал из комнаты. Доктор, Крис и Карл в страхе отшатнулись при виде его. Крис приблизилась, с тревогой глядя на него.

– Хэм, что с тобой? Тебе плохо? Ты так побледнел.

Он попытался улыбнуться. Казалось, что лицо сейчас разлетится вдребезги, как стеклянное.

– Ничего. Просто я никогда в жизни не видел такого крошечного. Он как будто ненастоящий…

Мужчины расхохотались. Крис внезапно накинулась на Хэма:

– Как ты можешь так говорить о своем маленьком братишке! Доктор сказал, что он очень красивый.

Доктор Джеймс Хейли, высокий, внушительного вида, с рыжими бачками, носил пенсне без оправы на черном шнурке.

– Это правда, мисс Мейджорс. Почему бы вам и вашему отцу не зайти и самим не убедиться?

Они вошли в комнату. Доктор, водрузив на нос пенсне, повернулся к Хэму, внимательно глядя на него.