Живу тобой одной

– Тогда иди прыгни в реку. – Хэм подтянул штаны, чтобы хоть немного унять напряжение в паху. – Ты же ни во что не можешь играть. Разоделась, как маменькина дочка.

– Сейчас я тебе покажу, кто маменькина дочка! – Прежде чем он успел опомниться, она вскочила ему на спину. – Я могу тебя побороть даже в платье, Хэм Найт!

Хэм покачнулся под тяжестью ее тела. Она цепко обвила его руками и ногами.

– Эй, Люси! Прекрати, слышишь? – Он рванулся вперед с такой силой, что упал на четвереньки. – Люси Кэмпбелл, я тебя убью! Слезай сейчас же!

Она лишь рассмеялась и заскользила по его спине, словно он был игрушечный.

– Сдавайся, Хэм! Сдавайся! Скажи «хватит» – или я защекочу тебя до смерти.

Она знала его слабость. Почувствовав ее пальцы между ребрами, Хэм без сил плашмя упал на землю.

– Прекрати, Люси!

Он беспомощно извивался под ее пальцами. Неожиданно – он сам не заметил как – ее руки оказались в карманах его брюк, сжимая нежную кожу вокруг бедер. Теперь они оба смеялись – пронзительным, истерическим смехом, разносившимся далеко по саду. От этих звуков птицы в испуге разлетелись с деревьев.

– Сдаюсь! – выдохнул Хэм.

Однако ее пальцы не остановились, а спустились ниже, к паху. Хэм в панике сделал последнее отчаянное усилие вырваться.

– Люси! – простонал он, ритмично двигаясь под ее ладонями.

Судороги сотрясли все его тело. Потом он обмяк, мокрый, слабый и беспомощный. Люси взяла его руку в свои, настойчиво повлекла к шелковым воскресным трусикам, крепко зажала между мягкими бедрами.

– А теперь ты поиграй со мной, Хэм.

– Нет!

Он рванулся от нее с ужасом и отвращением, словно наткнувшись в полной темноте на незнакомый предмет.

– Ну пожалуйста, Хэм! – Она вся дрожала, часто и неровно дыша.

Хэм с усилием поднялся на ноги и побежал через лужайку, все быстрее и быстрее, ни разу не оглянувшись назад.

С того воскресенья прошло четыре года, и за все это время он ни разу не появился в доме Кэмпбеллов.

Пальцы Хэма с привычной ритмичностью сжимали и разжимали твердые соски коровы. Струйки жирного желтоватого молока с металлическим звуком ударяли по дну ведра.

На следующий вечер после дойки Хэм побрился, надел новый темно-синий костюм, купленный к похоронам матери, и направился к дому Кэмпбеллов. Дом их находился на расстоянии полутора миль и считался вторым по величине в Найтсвилле, как и подобает главному мастеру отца. Уолт Кэмпбелл владел еще лошадью, которую держал в небольшом амбаре, двумя коровами и огромной жирной свиноматкой, в которой нередко, к собственному стыду, находил сходство со своей любимой женой Сью.

Сейчас Сью суетилась вокруг Хэма, предлагая ему разнообразную еду и напитки еще до того, как все сели за стол. Хэм из вежливости выпил стакан вишневой настойки и съел маленькую сосиску, из которой торчала зубочистка.

– Это последний крик моды, – с гордостью объявила Сыо. – Их называют hors doeuvre.[4]

Сьюзан Кэмпбелл считала себя представительницей высшего света и законодательницей мод в Найтсвилле. Она ни с кем не делила свои обязанности и выполняла их с завидным усердием. Беспрестанно рассылала измотанным домашней работой женам горнорабочих и фермеров приглашения на чаепития и вечеринки бинго.[5] Некоторые принимали приглашения только из любопытства, а большинство даже не знали, что означают буквы RSVP,[6] аккуратно напечатанные в левом нижнем углу на листке фирменной бумаги с фиалками по краям.

В доме Кэмпбеллов каталог «Сире Роубак» ценился едва ли не наравне с Библией. Для Сью он был все равно что волшебная лампа Аладдина, с помощью которой можно творить чудеса. Последним чудом стала виктрола.

– Наша Люси прямо с ума сходит по этой машине. Включает ее, как только приходит из школы, и до самого сна. У нас в доме теперь все время музыка.

– Они это называют музыкой, – проворчал Уолт, набивая трубку.

– Ну, папа! Это играют на каждом углу в Нью-Йорке. Джаз!

– Поставь что-нибудь для Хэма, – сказала мать. – Знаешь, Хэм, она подхватывает все новомодные танцы, как только они появляются.

– Лучше бы поучилась готовить старомодные блюда, – заявил отец.

– Ну, папа! – снова закричала Люси.

В следующий момент на Хэма обрушился поток высоких, пронзительных звуков: труба, кларнет, тромбон, барабаны, цимбалы.

– Это шимми.

Люси пыталась перекричать шум. Странно, что Хэм, хотя и слышал музыку впервые, сразу понял, почему она называется шимми.[7] Люси подошла к нему, отчаянно трясясь и извиваясь всем телом. Протянула Хэму тонкую руку с ярко накрашенными ногтями.

– Пошли, я тебя научу.

Хэм вжался в спинку стула.

– Нет. Я в жизни никогда не танцевал.

– Так я и думала. В твоем воспитании вообще много пробелов.

– Люси! – прикрикнула мать. – Придержи язык! Хэм не виноват в том, что ему пришлось оставить школу.

Люси, хохоча, сделала крутой поворот и завертела задом у самого лица Хэма.

– А я не о школе говорю, мам.

Сью Кэмпбелл вздохнула.

– Просто следи за ней, Хэм. А потом она тебя научит.

– Да, мэм.