Живу тобой одной

Он дождался зеленого света светофора, перешел улицу и направился к «замку». На губах его появилась усмешка. Да, на расстоянии замок еще как-то смотрится, но вблизи ветхость его становилась все более очевидной. Подобно многим гостиницам и мотелям на перекрестках дорог его существование зависело от того, удастся ли привлечь тех, кому не хватило места в более приличных отелях, да еще тех, кто слишком задержался в Парке развлечений, чтобы ехать дальше. Краска на его стенах облупилась, так же как и на лошадках обветшалых каруселей. Сланцевые плиты крыши, некогда являвшие собой гордость всех домов на Гудзоне, не исключая и Ривер-рич, теперь выглядели полуразрушенными; некоторых плит вообще не хватало.

Парадный вход закрыт и заколочен. Вверх шел ряд ступеней к новому входу. Над дверью светилась неоновая вывеска: «Коктейль-холл». В окнах, в рекламных огнях, жаждущих приглашали отведать «Рейнголд», «Пабст» и «Роллинг-рок». Старую тропинку, сбоку от дома, расширили и заасфальтировали. Она вела на задворки дома, где располагалась площадка для парковки. Капитан пошел вверх по тропинке, насчитал семь автомобилей. Вместо живой изгороди теперь двор отделяла от кладбища цепочная ограда.

Состояние кладбища оказалось еще более удручающим, чем все остальное. Похоже, прогресс полностью выдохся, не дойдя до этого злополучного городка. Сорняки, густая трава, дикие цветы заполонили всю территорию, скрыв под собой могилы и небольшие надгробные плиты. В борьбе с природой выстояли только памятники в самом центре кладбища. Здесь нашли успокоение многие рыцари.

Капитан положил сумку на землю и стал пробираться сквозь густую растительность. Это напомнило ему джунгли Вьетнама. Там трава тоже как будто цеплялась за ноги, словно говорила: «Возвращайся назад».

Возвращайся назад…

Возможно, это самое разумное, что он может сделать. А еще разумнее было бы вообще сюда не приезжать. Он нетерпеливо раздвинул стебли руками и продолжил путь.

Из яблоневого сада позади кладбища выбежали двое мальчишек. Один из них, постарше, гнался за другим. В руке он держал пригоршню яблок, собранных с земли под деревьями. Кинул на бегу яблоком в мальчишку поменьше. Яблоко пролетело мимо его уха и расплющилось о камень.

Капитан усмехнулся. Когда-то он тоже играл в эту игру, летом, когда они ездили к сестре матери в Мичиган. Фрукты, гниющие под деревьями в конце сезона, представляли собой смертельное оружие в ребячьих битвах.

Преследуемый спрятался за одним из больших надгробных камней, благополучно избежав с полдюжины «снарядов», потом со всех ног припустил к площадке для парковки, пересек ее, прыгнул через забор и был таков. Сбежал, подумал капитан. Однако как оказалось, он слишком поспешил с выводами. Такое не раз случалось и во Вьетнаме. «Снаряд» все-таки настиг мальчишку, ударил за левым ухом.

«Голова треснула, как спелый арбуз. Брызнула человеческая шрапнель – кровь, мозги, осколки костей…»

Капитан вытер пот с лица и непроизвольно содрогнулся. Ведь это всего лишь расплющенное гнилое яблоко, ничего больше. Мальчишка, хохоча, вытирал голову носовым платком.

– Ах ты, зараза! Ну, погоди, я с тобой рассчитаюсь!

Капитан повернулся и пошел дальше. До кладбища доносилась музыка из громкоговорителей у карусели в парке. Музыка тысяча девятьсот семьдесят третьего года…

Она представлялась ему такой же чужой и непонятной, как новая мораль и стиль поведения. Правда, этот мотив он узнал: его без конца крутили в закусочных на военно-воздушной базе Кларк и в Трейвис-Филде. Какая-то рок-звезда, британец, который и говорить-то по-английски толком не умеет. В песенке капитану слышалось что-то призрачное, неотступное, соответствовавшее его настроению: «Снова я в одиночестве… как всегда…»

Мраморные колонны, поставленные по углам участка Найтов, почти скрылись в густой зелени. Медные перила давно исчезли, унесенные либо местными вандалами, либо охотниками за сувенирами. Вид участка, спланированного в свое время старым Сайрусом, вызвал у капитана ироническую улыбку.

Официальные места для каждого…

Капитан осмотрел два внушительных надгробных камня во главе участка, прочел надписи на медных табличках: «Сайрус, Эмма».

И по кругу: «Уильям, Дженни, Натаниэль».

С бьющимся сердцем капитан продолжал свой путь, к той могиле, которая привела его в эти чужие края. Хотя… такие ли уж они чужие?

Он опустился на колени, положил руки на каменную плиту, на которой значилось: «Хэм Найт. 1905—». Дата, стоявшая справа от черточки, оказалась залеплена яблочной мякотью от недавних мальчишечьих боев. Капитан протянул руку и вытер ее.

Часть первая НЕВОЗДЕРЖАННОСТЬ

Кладбище скрывалось позади большого белого дома усадьбы Найтов, на крутом скалистом склоне, поросшем деревьями; мраморные надгробные плиты располагались наклонно.

И скорбящие, стоявшие у открытой могилы, тоже подались вперед, наклонились, как колосья пшеницы. Ветер раздувал их черные накидки и плащи.