Живу тобой одной

На севере штата влияние «сухого закона» почти не ощущалось. Бары и винные погреба самых известных богачей – Рокфеллеров, Морганов, Гулдов, Гарриманов, Асторов, Вандербилтов и Мейджорсов – ломились от первосортных вин и виски. Поставщиков этого товара, многие из которых были известны как настоящие преступники и даже убийцы, принимали в высшем свете. Именно терпимость и попустительство богатых и могущественных привели к тому, что контрабандная торговля спиртным начала процветать на общенациональном уровне, в виде организованной преступности, поглощая большую часть этого богатства и могущества. Не раз государственные деятели и высокие судебные чины похвалялись тем, что поднимали бокалы в знаменитых особняках по берегам Гудзона вместе с самим Аль Капоне.

Люди менее зажиточные не могли себе позволить пользоваться услугами бутлегеров. Бедняки пробавлялись самодельным вином, добывали спиртное на подпольных винокуренных заводиках, которыми кишели горные районы штата Нью-Йорк. Любимым напитком в этих местах считался яблочный бренди собственного изготовления. Насколько помнил Хэм, ни один виноторговец в Найтсвилле ни разу не появлялся. Еще задолго до введения «сухого закона» по всей территории к востоку от каменоломен изготавливали в домашних условиях вино, пиво и даже виски.

– Неправда! – с жаром возразила Люси. – Джейк работает на новой бумагоделательной фабрике, наверху, у водопадов. Он приезжает домой только на уик-энд.

Уолт снова покачал головой. Как все изменилось в долине Гудзона!

– У нас здесь скоро станет не лучше, чем в Нью-Йорке или Филадельфии. Вон сколько фабрик понастроили по всей реке. Карл Мейджорс открыл еще две печи. Ты об этом знаешь, Хэм? Одну, правда, в Уэстчестере, вниз по реке, это еще ладно. Оглянуться не успеешь, как промышленность совсем вытеснит фермеров из долины.

– Ты что-нибудь имеешь против национального процветания, папа? – Люси встала и налила себе бренди.

– Если это можно назвать процветанием, – проворчал Уолт и протянул свой стакан. – Налей-ка и нам с Хэмом еще. А кто это разрешил тебе пить? Ты еще несовершеннолетняя.

– Ох, папа! Ты совсем отстал от жизни. У нас сейчас тысяча девятьсот двадцать третий год.

– Отстал от жизни… И что же это за жизнь такая? Женщины бегают по улицам чуть ли не голышом. Пьют, дебоширят, воют и трясутся под дикую музыку. Республиканцы говорят: возврат к «нормальности». Что же это за нормальность такая, я вас спрашиваю? И что за человек сидит там в Белом доме?

– Я слышала, что президент болен, – пробормотала Сьюзан.

Уолт выбил трубку в большую медную пепельницу.

– Болен, говоришь? Немудрено. Банды из Огайо даже для него оказалось слишком. Весь кабинет продажный, и Смит, и этот пройдоха, полковник Форбс. А единственный дружок покончил с собой, до того как закон до него добрался. Сам президент играет в карты, пьет и развратничает прямо в Белом доме. Позор для всей нации!

– Уолт, нехорошо так говорить о людях, тем более о президенте, – забеспокоилась Сьюзан. – Пастор Уильямс только на прошлой неделе об этом говорил. Помнишь – «пусть первым бросит камень тот, кто сам безгрешен»? Демократы распускают отвратительные слухи, и никто не знает наверняка, правда это или нет.

– Пусть пастор Уильямс верит, во что ему вздумается. Мне Гардинг никогда не нравился. И твоему отцу тоже, Хэм. А ведь Найты всегда принадлежали к республиканцам, еще до Эйба Линкольна. После прошлых выборов он сказал: «Уолт, не нравится мне этот человек. Не нравится, как он выглядит».

– А, по-моему, он выглядит шикарно. – Люси, полулежа на тахте, возвела глаза к потолку. – Интересно, что чувствуют девушки, когда сам президент приглашает их в Белый дом? У него там прямо целый гарем, как у турецкого султана.

Сьюзан пришла в ужас.

– Люси! Что ты такое говоришь! Да еще в присутствии молодого человека!

– Хэм еще и не такое слышал. Правда, Хэм? – подмигнула Люси.

Хэм оттянул тугой воротничок рубашки. Попробовал переменить тему:

– Двое рабочих уволились с каменоломни. Ушли работать к Мейджорсу в Хаверхилл. Будем искать замену, Уолт?

– Не так-то легко найти. Сейчас полно более легкой работы за лучшую плату. Я слышал, Нью-Йоркская центральная железнодорожная компания набирает рабочих. Они собираются переделать пути, проложить новые рельсы, сделать старую дорогу самой скоростной и удобной в Соединенных Штатах. И конечно, платить большие деньги.

– Тогда мы тоже должны больше платить, – по-хозяйски уверенно произнес Хэм.

Уолт взглянул на него с непривычным уважением. Подобно всем в Найтсвилле, он готов был до конца жизни чтить память старого Натаниэля и хранить установленные здесь феодальные порядки.