Живун

— Наверно, — пожал плечами Сенька.

— Ерундовина! Все от самого человека зависит — удача ли, невезенье ли в промысле…

Эль слушал их беседу, полеживая на кровати, и тут заворочался, проговорил:

— В промысле — верно. В житухе — нет. В жизни коль не повезет, так не повезет… У меня опять заныла рана проклятущая. Интерес ко всему пропадает, якуня-макуня.

— И в жизни все от себя зависит. Жить — что Обь-матушку переваливать. Испугался валов — пойдешь щукам на корм. — И подмигнул Ильке, ползающему по полу: — Не пасуй, сыночек, как подрастешь. Тебе особливо надо молодцом держаться. Понял?

— Ага, — ответил сын.

Кровать опять заскрипела под Элем.

— Гришу только в партийцы записаться. Красиво бает.

— А что! — гордо выпрямился Гриш. — Неграмотный только я. А то подошел бы. Чай, не из богатого роду-племени, против новой власти не шел и не иду. Жена тоже мне под стать.

— Рискованно… — пролепетал Сенька.

— Это чем же? Башкой? Твоя-то кому нужна! — Гажа-Эль загоготал.

— При чем башка? Придется с Богом проститься. Иконы заставят выбросить. Э-э, тогда баба самого выкинет!

— Твоя-то? Баба с возу — кобыле легче… Не выкинет. Где ей одной столько ртов прокормить, без мужа, да еще такого, как ты. — И опять загоготал.

Сенька не уловил подковырки и удивленно заморгал: с чего это Гажа-Эль хохочет?

— Да-а, у тебя одна заботушка: о промысле тужить…

— И так все тужу…

— В самом деле? А почто на лыжи встаешь позже зорюшки-зари? — спросил Гриш.

— Может, ее с ночи караулить? Коль не везет — чего спешить?

— Чудной! Зырянин… В лесу родился… А не знаешь… Белка-то выходит из гнезда на кормежку в какое время? До зари. А ты приходишь, когда она нажируется. Чай, слыхал: «Переднему — зверек, заднему — следок»?

Сенька признался — в первый раз слышит.

— Эх ты, Сеня-Сенечка… А как ищешь белок? Поди, тоже не умеючи?

Сенька замялся, словно школяр, плохо выучивший урок:

— Как ищу? Глазами, ясное дело. Смотрю на деревья. Увижу — стреляю, нет — дальше иду. Опять вверх смотрю. Почти все время вверх смотрю. Аж голову заломит. У меня собаки-то нет. Тебе ладно — Бельку комары не загрызли.

— Да-а, жаль собак, якуня-макуня.

— Як-куня-мак-куня… — передразнил Гриш. — В Мужах были — сур на уме только и держал, про собак-то и не вспомнил.

— И ты не подсказал, — виновато принял упрек Гажа-Эль.

— Ну, и я… Без собаки охота — не охота. Белька подсобляет мне шибко. Толковый он у меня. Все разумеет, как человек, даже лучше другого мужика. Калякать вот не умеет. Попусту не залает, не-ет. Однако и собака не во всем поможет. Самому надобно быть куда пронырливее. Плохой ты, оказывается, следопыт, Сеня, судя по твоим словам. Разве так ищут белку? Много ли увидишь, вверх глядючи? Горе-белковщик…

— Расскажи, коль умный, — обиделся Сенька.

— Могу и рассказать. Вот пошел, скажу, на охоту. Иду и смотрю вокруг, а не только вверх на деревья. Шарю вовсю глазами по снегу. Ага, вон чешуйки от шишек валяются или комочки снега упали с веток. Стоп! Тут где-то вверху белка-проказница. Гляжу вверх, ищу. Вот она! Беру на мушку… А ежели не видать ее? Тогда что? Так ни с чем и уйти? Не-ет уж, мил друг! Белка, значит, в гнезде. Вынимаю топор из-за пояса и тук-тук по стволу. Белка любопытная — скок из гнезда…

— Все так делают, кто с толком, — повернувшись на кровати, зевнул Эль.

Сенька хмыкнул:

— Вот лешак! Век живи — век учись.

— Дураком помрешь, — со смешком добавил Гриш. — Все ж таки мотай на ус…

— Ладно, — махнул рукой Сенька. — Поправлюсь. Я завсегда плохо начну — хорошо кончу. В рыбалку тоже ведь под конец больше Мишки таскал.

Эль сел на кровати.

— Гриш, ты скажи другое: ежели Сенька даже все в толк возьмет, чем белку-то бить станет? Завоем скоро. Порох-дробь кончаются. Тут и умение не поможет… Пистонов тоже нет. И спички выходят. Заместо огнива опять придется маяться трутом да камешками… Беда…

— Да-а… Все из нужды в нужду, — согласился Гриш.

Весь остаток вечера они судили-рядили про припасы для охоты. Зима недавно началась. Промышлять да промышлять. Ма-Муувем угадал, белки много. И другая пушнина водится — горностаи, лисицы. На них, верно, заряды можно и не тратить, они капканами ловятся. Но и капканов совсем мало. Черканы у одного Гриша. Лишь он умеет их мастерить. Эль тоже малость смыслит в этом, да не по душе ему такое занятие. А вот Сеньке, пожалуй, подошла бы охота черканами. Авось поудачливее будет. И Гриш вызвался обучить его. Сенька загорелся. Но все одно дроби и пороху надо доставать.

И решили еще раз наведаться в Мужи. Под пушнину мир-лавка, чай, наскребет чего. Может, по первопутку ей закинули нового припаса. Издаля не видно. Свой глаз — алмаз. На лошади в оба конца живо обернешься.

Но кому ехать? Гришу не дело, белкует славно, лучше всех. Да и черканы надо мастерить. Сеньке — тоже нельзя, раз вызвался помогать Гришу, у него учиться. Ну и самое главное, чего, правда, никто не высказал вслух, — невезуч Сенька. Поди, ни с чем вернется.

— Съездил бы я, у лекаря унял бы хоть хворь свою. Так ведь ежели подвернется что, загуляю, пропью пушнину-то, якуня-макуня, — честно отказался Гажа-Эль.