Живущая

Наверное, моему читателю интересно, что же стрекоза принёсла в жёлтом свёртке Сан Санычу? Любопытства ради скажу, что там не было пустоты и в магазин я не заходила. А были там стёклышки, которые я напрочь отказалась отдавать назад в лабораторию после того, как побывала с ними в институте у профессора Василянской. Кстати, забегая вперёд, признаюсь, что эти стёклышки у меня всё-таки отобрали и, как положено, отправили храниться в больничную гистологическую лабораторию. Хоть я за них и воевала…

Я хотела знать о моей болезни всё, готова была бесконечно слушать лекции доцента, зачитывала и перечитывала старые медицинские книги, которые Марийка грозилась у меня отобрать. Записалась в библиотеку мединститута. И всё это ради того, чтобы чётко представлять опухоль, которая во мне поселилась. Какая она на вид, где сидит, в какой стадии находится?

Каждый день я работала со своим телом. Разговаривала с ним, просила прощение, любила и обещала. Если бы я знала, с каким органом работать, какой орган я должна мысленно гладить, целовать и выпрашивать прощение… Но природа моей болезни была такова, что мне до поры, до времени, не дано было этого знать.

Я блуждала улицами города в полном одиночестве. Мой разговор с Богом вошёл в привычку, и мы ежедневно вели беседы. Маршрут начинался от подъезда моего дома, огибал малонаселённый, промышленный участок города и проходил возле большого нового храма. Я обожала эти наши прогулки, и рассказывала Богу о своих переживаниях, планах на жизнь и обещаниях. Часто я пела. Простые, обыкновенные слова я произносила нараспев, стараясь подобрать рифму, и наше общение стало ещё мелодичней и красивей. Иногда я замечала удивлённые взгляды прохожих и понимала, что пою вслух. Эх, знали бы они, кто мой собеседник и для кого пою свои песни…

Проходя мимо института пластмасс, я останавливалась возле огромных закопчённых окон и всматривалась в отражение. Это моя фигура, моя улыбка, мои глаза… Это я. Здесь, сейчас стоящая и созерцающая саму себя. Признаюсь по секрету, меня порой посещала мысль о том, что я уже умерла. Умерла ещё в тот день, когда стояла в пустой обшарпанной больничной комнате и больше не причисляла себя к обществу живых. А нынешняя, сегодняшняя жизнь, — это моё новое перевоплощение?

В такие минуты я смотрела на свои руки. Пальцы правой руки были мои, те же деформированные, согнутые пальцы. Как-то моя знакомая, гадая мне по руке, сказала: «у тебя необычная судьба, об этом говорит даже то видимое уродство, которое не скроишь». В тот день я узнала, что мои пальцы — это уродство, и стала скрывать их от посторонних. Думаю, причиной была родовая травма, а может и оставшаяся на всю жизнь в памяти история из детского сада.

Мне было пять лет, когда мы с родителями приехали в один северный посёлок и меня зачислили в детский сад на одну группу старше положенной. Это была моя гордость, ведь группа была подготовительной. Там меня прозвали «немец». Потому что я говорила со своим региональным акцентом. Меня это обижало и я пыталась доказать, что такая, как все. Один раз, заметив, как дети, обхватив рукой дверь, катаются в проёме, я поспешила не отстать от них. Засунув руку поглубже в дверной проём, я набрала скорость, двигаясь вперёд-назад. В это время кто-то с силой закрыл дверь. Помню, как на меня кричала воспитатель, закрывая рот рукой, пока по ступенькам тащила меня ужасно орущую к медсестре. Потом помню, как она по-доброму улыбалась маме, рассказывая, какая я егоза. А потом помню день, когда бинт висел на одной нитке, и я не давала его снять. Когда же обнаружила, что бинт валяется на полу, — обиделась и во всём обвинила маму. Мама всё свернула на Пушка — белоснежного сибирского кота, которого я тут же простила.

И вот теперь, стоя возле окон института пластмасс, я рассматривала себя, ища знакомые черты. Да я это, я. Живущая. Вот прям сейчас на этом месте стоящая и живущая. И пальцы мои. Немного погнутые, не сгибающиеся полностью, но мои любимые, родные пальцы. Я принялась гладить, целовать их. Больше не буду их прятать от людей. Это моя печать, это мой признак. И тут мои губы зашептали заученные слова: «Я здоровая, я исцеляющаяся, я живущая! Я живущая на земле среди других живущих людей!». Я видела себя в отражении, и это было подтверждением моей жизни.

Постепенно я полюбила эти окна, и каждый день ходила туда, останавливалась и созерцала себя в огромном мире людей, где для меня тоже есть место.