Повезло ему и на празднике газеты "Юманите", где собралось более шестисот тысяч человек, словно бурные реки, беспорядочно стекались они в парк Гарш. Особенно много пришло испанцев: и находящихся на легальном положении, кому не нужно было сдерживать своей шумной общительности, и подпольщиков, неосмотрительно поддавшихся общему веселью. В такой толпе никто не обратил бы внимания на берет, и все же Васко помнил о маскировке, подавив в себе мальчишеский соблазн. Он, уже как истый парижанин, носил усы, а мимикой и произношением, которые заимствовал у своего приятеля Орильяка, все больше напоминал француза. Все это, по-видимому, и спасло его, когда вдруг вспыхнула ссора между испанцами враждебных группировок; мгновенно ввязались остальные, французы и нефранцузы, хотя никто не знал, из-за чего началась эта стычка. Полиция произвела беглую, на глазок, проверку документов, в тюремных фургонах все равно не хватило бы места для такого количества арестованных, а когда подошла очередь Васко, один из полицейских сказал: "Этот пускай остается на празднике. Он из Оверни. Все овернцы похожи на моего дядю" - и не подумал даже убедиться в правильности своего предположения. Владелец типографии, где Васко убирал помещение и был рассыльным, сразу понял, что не следует приставать к нему с расспросами и придираться, иначе Васко потребует повысить заработок, однако ни на минуту не заподозрил, что у него работает эмигрант. Постепенно у Васко стало возникать чувство, с каждым разом все более определенное, что после стольких превращений и личин ему теперь будет трудно вновь обрести свое истинное "я", где-то притаившееся и забытое даже им самим, и все же он желал вернуть это "я".