Живущие в подполье

Я продолжу рассказ о них. Ведь они - это реальность, которая, как бы мы того ни хотели, не рассеется точно дым. Чем больше я о них вспоминаю, тем отчетливее встают они у меня перед глазами. Иногда они позволяли мне почувствовать себя спокойным, уверенным в себе и в своих аргументах. Они прикидывались доверчивыми, чтобы я выдвинул версию, соответствующую некоторым фактам, и обескураживали меня показаниями свидетелей, подробно и точно сообщавших, что я делал и говорил до ареста. Именно тогда у меня и зародилось подозрение, что мы были преданы. Размышляя об этом, я стал вспоминать, при каких обстоятельствах произошел арест Вереса. В тюрьме люди и события представляются с ослепительной ясностью, словно в мозгу взрывается снаряд; память озаряется яркой вспышкой, и все распадается на части, чтобы потом вновь соединиться в одно целое с поражающей логической последовательностью. Мы возвращались с собрания втроем: я, Верес и Тригейрос. Нам нужно было встретиться с Фрейтасом, который жил на Беато. Я знал этот район как свои пять пальцев. Мы подъехали к дому Фрейтаса окольными путями, достаточно покружив, чтобы сбить со следу шпиков, если они за нами увязались. Но когда мы уже почти подъезжали, меня охватила тревога. Мне показалось, что в переулке собралось слишком много полицейских. И уж, конечно, не случайно притаился в одном из парадных подозрительный субъект. Но главное, мое обостренное чутье подсказывало мне, что опасность, пока еще не ясная, близка. Тригейрос тоже нервничал. "Что-то мне это не нравится", сказал он. Верес промолчал, но глаза его беспокойно забегали. Я еще раз проехал мимо дома, освещая фарами темные закоулки, и Верес, видя, что я озабочен, хотя и не высказываю своих опасений, стал ворчать, глотая по обыкновению слова: "Не можем же мы ездить так до бесконечности. Пора решиться. Я пойду один. Если через десять минут не вернусь, уезжайте. Останови здесь". И удалился. Прошло семь минут, вдруг мы услышали шум и крики: "Бандиты! Бандиты!" Я сразу вспомнил Менереса, которого выследили и ранили на улице, а на следующий день он умер, потому что его вовремя не доставили в больницу, и, пренебрегая опасностью, поехал вперед. Я представил, как Вереса повалили на землю и топчут ногами и как мы нужны ему сейчас. Необходимо было пойти на риск. Снова раздалось: "Бандиты!" Я направил самый яркий свет в ту сторону, откуда слышался голос, и мы увидели группу полицейских, избивающих Вереса всякий раз, как он пытался подняться с земли. Когда мы подъехали, его втолкнули в полицейскую машину. Наше вмешательство уже не понадобилось. Мы быстро тронулись с места. Вскоре я понял, что нас преследуют, и выбирал улицы, на которых даже в этот час было оживленно. Я остановился в таком месте, где наш автомобиль мог остаться незамеченным среди других. Мы расстались без единого слова. Оба знали, что нужно делать. Целый час я шел пешком, часто меняя направление, заглянул в одну молочную, потом в другую, по соседству, и наконец вернулся к автомобилю. Но какое-то смутное чувство подсказывало мне, что за мной продолжают следить. И дома мне казалось, будто за дверью и за каждой вещью прячется шпион.

До сих пор это не дает мне покоя. До сих пор мне чудится, что весь город за мной следит, что повсюду, даже во мне - глаза сыщиков, что я должен скрывать, кто я и кем не являюсь, я не знаю даже, мне ли принадлежат мои слова и жесты. Или же Марии Кристине, Жасинте, Вересу, полицейским агентам, а может быть, всему городу, и я напрасно стараюсь скрывать то, что, возможно, уже не составляет никакой тайны.

Но время шло, и никто меня не трогал. Они не спеша накапливали улики, собирали факты, расставляли сети, чтобы в них попалось больше дичи. И когда несколько месяцев спустя меня арестовали, я их уже перестал ждать. Удивление мое было непритворным. А потом, в камере, размышления мои словно озарило вспышкой света: разве удастся кому-нибудь крикнуть на улице, пусть даже вечером, несколько раз, если вокруг него свора сторожевых псов?

Вересу удалось бы крикнуть только раз, во второй и третий ему бы не позволили. Все стало ясно: Верес кричал, сколько было нужно, пока не убедился, что мы его слышим. Вот как все произошло. Сцена была подстроена.

XI