— исправляемый не подключен к
P.S. Бедняга Лот очень нервничает перед экспериментом. Играли с ним в чудо-шахматы. Он отказался от форы, само собой, проиграл, а мне наговорил кучу гадостей. Чуть было не рассорились. Пришлось предложить ему матч-реванш и поддаться.
Лот иногда ведет себя как ребенок.
Зеро
Там было что-то вроде томографов с цилиндрическими кабинами-сотами. Я хорошо знал этот агрегат: в детстве мне часто делали томографию мозга. Надеялись найти во мне какой-то изъян, органическое отличие от всех остальных…
Нам сказали раздеться и лечь на спину на каталки.
Я довольно плохо запомнил эксперимент.
Кажется, поверхность каталок была холодной и гладкой. Кажется, нас пристегнули ремнями и ввели в вену какие-то препараты. Дальше — только обрывки воспоминаний.
Профессор Лео, он говорит нам, что луч — это совершенно не больно.
Мой друг Крэкер, его шея в пунцовых пятнах, он шепчет что-то про Пять Секунд Тьмы.
Зеркальное лицо Эфа, его монотонный голос срывается на оглушительный лязг. Он хочет остаться, но ученые возражают, и у них есть ка— кое-то преимущество в этом споре.
Сын Мясника, он скулит, он не хочет голым лежать на каталке.
Профессор Лот благодарит нас за вклад в науку и говорит «смерти нет».
Наши каталки въезжают в темные жерла томографов…
Я как будто в контейнере…
я слепой рабочий термит…
темнота…
Ученый
документ № 25 (личная запись арендатора) — чтение через гостевой вход ПСП
б сентября 451 г. от р. ж.
Кросспост в Сообщество Лабораторных Работников
Мы только что завершили первый эксперимент с направленным лучом Лео-Лота. Мы не получили тех результатов, на которые рассчитывали. Этот эксперимент — ошибка, поэтому мы отменяем все остальные запланированные сеансы. Направленный луч не функционален. В дальнейшем для инкарнационной ретроспекции следует изыскать другие, более оптимальные методики. Наша методика представляется нам вредоносной. Ее требуется запретить.
Зеро
Потом, позже, когда Эф допытывался, что случилось во время эксперимента, я так ничего и не вспомнил. Я сказал ему, что мне снился сон, но это было неправдой. Я не помнил совсем ничего, даже снов, мне просто хотелось, чтобы он от меня отстал. Он сказал: расскажи свой сон, и я пересказал ему тот, что довольно часто мне снился. Я маленький, мы с Ханной сидим у реки, я строю из песка и камней красивый замок для Ханны. Мой замок готов, она смотрит на него и смеется, и я его разрушаю, а потом снова принимаюсь его возводить — и ломаю. Строю, ломаю, строю, ломаю… Я счастлив, я готов строить и разрушать замок всю жизнь, лишь бы Ханна смеялась…
— И что потом? — спросил Эф.
— Ничего. Я проснулся и понял, что ее больше нет.
— Она есть, — прогудел Эф. — Но это не относится к делу. И твой сон не относится к делу. Когда ты проснулся, пока вы там одевались и все такое… Исправляемые и эти Лео и Лот — что они говорили?
— Ничего. Только Крэкер сказал, что ошибся.
— Что он имел в виду?
— Он считал, что во время эксперимента нас поставят на паузу. А этого не случилось.
Крэкер ошибся. Он считал, что во время эксперимента нас поставят на паузу, но этого не случилось.
Случилось другое. Я навсегда его потерял.
Нас разделили сразу после эксперимента. Не дали даже перекинуться парой слов, попрощаться. Я был спокоен. В тот момент я еще не понял, почему планетарник собирается везти Крэкера в отдельном фургоне. На эксперимент нас привезли всех вместе, и я мог бы заподозрить неладное, когда Крэкера уводили по белому коридору, но предпаузника, который все не мог поделить КПУ на два, тоже сразу куда-то забрали, и того, который из средней группы (кажется, его звали Джокер), — опять-таки увозили отдельно; так что в исправительный Дом меня везли в компании Сына Мясника, и я подумал: ну мало ли какие у них правила и инструкции.
На обратном пути Сын Мясника уже не играл со своими цепями и выглядел каким-то подавленным. Я пару раз попытался показать ему «свинку», придавив пальцем нос, как это делал Крэкер, но он никак не отреагировал, и я оставил его в покое.