Живущий в ночи

Возможно, три или четыре сотни серферов по всему миру обладают достаточно крепкими нервами, опытом и талантом для того, чтобы кататься на волнах выше семи метров, и уж совсем маленькая горстка людей – любителей играть со смертью – платит Бобби хорошие деньги, чтобы тот отслеживал волны-гиганты. Среди этих маньяков есть настоящие богачи, готовые лететь в любой конец света, чтобы бросить вызов штормовым волнам – настоящим монстрам высотой по десять и даже по четырнадцать метров. Чтобы оказаться на гребне такого гиганта, им нередко приходится прибегать к помощи вертолета, поскольку взобраться туда обычным порядком зачастую бывает невозможно.

Волны по десять и выше метров, причем нужной формы и с хорошим ходом, можно найти по всему миру примерно тридцать дней в году, причем чаще всего они появляются в наиболее экзотических районах. С помощью карт, спутниковых фотографий, метеорологической информации из самых разных источников Бобби способен предсказать их появление за два-три дня, и прогнозы его неизменно отличаются такой непогрешимостью, что на них не жаловался еще ни один – даже самый привередливый – клиент.

– Вот, – сказал Бобби, ткнув пальцем в контур волны на экране. Орсон подошел поближе, чтобы лучше видеть, а Бобби продолжал: – Мунлайт-Бей, волна у оконечности мыса. Классная волна! Будет держаться в течение всего воскресенья – до самого заката.

Я моргнул, уставившись на экран.

– Это что же, четырехметровки?

– От трех до четырех, а местами – до четырех с половиной. Скоро дойдут до Гавайских островов, а потом пожалуют к нам.

– То-то, наверное, живчики будут?

– Еще какие! Идут к нам из большого шторма, который медленно проходит севернее Таити. Ветер к тому же будет с берега, так что получишь такие каташки, о которых даже не мечтал.

– Круто!

Бобби крутанулся на стуле и посмотрел на меня.

– Так на чем ты предпочитаешь прокатиться: на волне с Таити в воскресенье ночью или на цунами, который прет из Форт-Уиверна?

– На обоих.

– Камикадзе, – печально констатировал он.

– Слабак, – ответил я. На жаргоне серферов это означало то же, что и буек – человек, который болтается в воде и не может набраться духу, чтобы встать на волну.

Орсон вертел головой, глядя то на меня, то на Бобби, будто наблюдал за теннисным матчем.

– Дегенерат, – сказал Бобби.

– Тухлятина, – парировал я, что на нашем сленге было равнозначно слабаку.

– Засранец, – сказал он. В жаргоне серферов и в нормальном английском языке это означало абсолютно одно и то же.

– Насколько я понял, на тебя в этом деле рассчитывать не приходится?

Поднимаясь из кресла, Бобби сказал:

– В полицию с этим ты сунуться не можешь, в ФБР – тоже, поскольку они жрут из одной кормушки. На что же ты рассчитываешь, надеясь хоть что-то разузнать о некоем секретном проекте Форт-Уиверна?

– Я уже кое-что разузнал.

– Следующее, что ты «разузнаешь», это каким именно образом тебя грохнут. Послушай, Крис, ты ведь не Шерлок Холмс и не Джеймс Бонд. Тебя в лучшем случае можно сравнить с Нэнси Дрю – дамочкой-детективом из детских книжек, которые мы читали с тобой в сопливом возрасте.

– Нэнси Дрю, между прочим, раскрывала все преступления, за которые бралась, и настигала всех мерзавцев, за которыми начинала охоту, – напомнил я. – Сравнение с таким безжалостным врагом преступности, как эта милая дама, делает мне честь.

– Камикадзе.

– Слабак.

– Дегенерат.

– Тухлятина.

Бобби негромко рассмеялся, разлохматил бороду пятерней и заявил:

– Меня от тебя тошнит.

– Взаимно.

Зазвонил телефон, и Бобби снял трубку.

– Привет, красавица. Я уже вконец ошалел от твоего Криса Айзека. Но так уж и быть, поставь специально для меня «Танец», о’кей? – Он протянул трубку мне. – Это тебя.

Мне нравится, как звучит голос Саши по радио. Он немного отличается от ее голоса в повседневной жизни – чуть глубже, мягче и кажется шелковистым. Он никого не может оставить равнодушным. Когда я слышу Сашу по радио, мне хочется в ту же секунду оказаться с ней в постели. Этот голос появляется у нее сразу же после того, как Саша переступает порог студии, и исчезает только тогда, когда она уходит с работы.

– Эта песня заканчивается через минуту, а перед следующей мне нужно немного поболтать, так что я – коротко. Недавно ко мне в студию приходил один человек. Искал тебя. Сказал, что ты ему очень нужен и речь идет о жизни и смерти.

– Кто такой?

– Не могу назвать его имя по телефону. Он взял с меня слово. Я сказала ему, что ты, наверное, у Бобби, но он не захотел ни звонить, ни ехать туда.

– Почему?

– Точно не знаю, но… Он очень нервничал. «Лишь я один – знакомец ночи». Ты понял, кого я имею в виду, Крис?

«Лишь я один – знакомец ночи».

Это была строчка из стихотворения Роберта Фроста.

Отец привил мне страсть к поэзии, а я заразил ею Сашу.

– Да, – откликнулся я, – по-моему, я знаю, о ком ты говоришь.

– Он хочет увидеться с тобой как можно скорее. Говорит, что это вопрос жизни и смерти. Что происходит, Крис?

– Приближается большой серфинг, – ответил я. – В воскресенье, после полудня.

– Я не об этом.

– Понимаю. Об остальном расскажу позже.

– Большой серфинг… А я справлюсь?

– Четырехметровки.