Живущий в ночи

Под тяжестью оружия моя правая рука плетью висела вдоль тела. Фонарик, судорожно зажатый в левой, выписывал причудливые узоры на стене. Мысли в моей голове шевелились тупо и безвольно, словно комки морских водорослей в грязи раннего прилива.

На ближайшей ко мне тумбочке возле кровати внезапно зазвонил телефон.

Я не тронулся с места. Я испытывал необъяснимую уверенность в том, что на другом конце провода – тот самый неизвестный, который незадолго до этого звонил мне и дышал в трубку. Мне было страшно, что с помощью своего собачьего чутья он похитит какую-то частицу меня, будто мою душу с помощью некоего магического пылесоса можно было засосать прямо через телефонную линию. Я больше не хотел слышать это низкое, невнятное, бессмысленное мычание, напоминающее шорох ползущей змеи.

Наконец телефон умолк, но его пронзительное дребезжание прочистило мне мозги. Я выключил фонарик, поднял руку с пистолетом и в ту же секунду осознал, что кто-то включил свет в вестибюле второго этажа.

Поскольку минутой раньше я видел перепачканное кровью открытое окно, я решил, что убийца убрался восвояси. Оказывается, я ошибался. Неизвестный по-прежнему оставался в доме и теперь находился между мной и лестницей, отрезав мне путь на первый этаж.

Преступник вряд ли бежал через спальню, поскольку в этом случае путь его отступления был бы отмечен кровавым следом на кремового цвета ковре. Однако для чего ему было вылезать через окно, чтобы тут же вернуться через входную дверь?

Возможно, улизнув из дома, убийца затем передумал и, решив, что не должен оставлять свидетеля в моем лице, вернулся? Но зачем в таком случае ему включать свет, выдавая тем самым свое присутствие?

Было бы логичнее, если бы он попытался застать меня врасплох.

Щурясь от света, я осторожно вышел из спальни.

Коридор второго этажа был пуст.

Когда я поднимался по лестнице, три двери, выходящие сюда, были плотно закрыты. Теперь они стояли нараспашку, а комнаты заливал яркий свет – мой самый главный враг.

14

С первого этажа вверх по лестнице, подобно вязкому потоку крови из раны, текла тишина. Внезапно она была нарушена каким-то звуком, но он донесся снаружи дома. Видимо, это ветер играл в кронах деревьев.

Я чувствовал себя участником диковинной игры, правила которой были мне неизвестны. Мне не был известен даже мой противник. Я ощущал себя полностью сбитым с толку.

Пошарив рукой по стене, я нащупал выключатель, и лампы в вестибюле погасли. От этого свет, лившийся из-за открытых дверей, показался мне еще ярче.

Мне хотелось броситься вниз по ступеням, поскорее выбраться отсюда и убежать к чертовой матери! Но я не мог уйти, оставив за своей спиной три комнаты, в которых неизвестно что скрывалось. Иначе я кончу так же, как несчастная Анджела, – с глоткой, разрезанной от уха до уха.

Производить как можно меньше шума – только это могло помочь мне остаться в живых. Думать. Проявлять максимальную осторожность, приближаясь к каждой из дверей. Ступать бесшумно, словно призрак. Ни на секунду не допускать возможности, чтобы опасность подкралась ко мне сзади.

Забывая щуриться, я стал прислушиваться, но ничего не услышал и двинулся по направлению к двери, расположенной прямо напротив спальни Анджелы.

Я предпочел не входить в комнату, оставаясь в тени у порога и приставив ладонь козырьком к глазам, чтобы защитить их от яркого света.

Если бы у Анджелы были дети, эту комнату могли бы занимать ее сын или дочь. Сейчас здесь располагались шкаф со множеством выдвижных ящиков, высокий стул с прямой спинкой и рабочий стол, изогнутый в форме буквы Г. Именно здесь Анджела коротала долгие часы, предаваясь своему единственному хобби – изготовлению кукол.

Я кинул взгляд в сторону вестибюля. Он был по-прежнему пуст.

Двигайся! Ты не должен стать легкой мишенью для убийцы!

Я толкнул дверь, и она открылась еще шире. За ней никто не прятался.

Я сделал шаг вперед и, оказавшись в ярко освещенной комнате, тут же прижался спиной к стене.

Анджела была прекрасным мастером, и это доказывали тридцать кукол, выставленных на открытых полках стоявшего поодаль шкафа. Все они были одеты в красочные наряды, также изготовленные собственными руками Анджелы с неисчерпаемой фантазией и мастерством: ковбойские и матросские костюмчики, вечерние платья с пышными юбками… Однако наиболее примечательным в этих куклах были их лица. Анджела вылепливала каждое из них с невероятным терпением, проявляя при этом талант подлинного художника, а затем обжигала в горне, стоявшем в гараже. Некоторые из них были матовыми, другие – покрыты глянцем, но все они были раскрашены вручную – с таким тщанием и настолько детально, что выглядели живыми.