Живущий в ночи

Судя по показаниям приборов, бензобак был почти полон. Хорошо. Отлично. Чуть раньше, в доме Анджелы, обезьянья семейка научила меня, каким способом удобнее всего уничтожать улики и заметать следы убийства.

Огонь должен быть таким жарким, чтобы расплавить три медные гильзы, корпус автомобиля, а может, даже и раму, отлитую из более прочного металла. От самого Льюиса Стивенсона останется лишь обгорелый костяк, а о моих отпечатках, ворсинках и собачьей шерсти даже говорить не приходится.

Моя вторая пуля прошила шею шерифа, вдребезги разнесла окно и вылетела на улицу. Сейчас она, должно быть, лежит где-то в районе причалов или, если повезет, вообще улетела вдоль извилистой дорожки, изгибом уходившей вверх, к Эмбаркадеро-уэй, где ее вообще невозможно будет отыскать.

– Придется старой деве и бывшей училке как следует попотеть, – пробормотал я, захлопывая переднюю и заднюю дверцы машины. Короткий смешок, вырвавшийся у меня, был настолько безрадостным и тусклым, что я сам его испугался – не меньше, чем мысли о возможности оказаться за тюремной решеткой.

Я вытащил из «глока» обойму, вынул оттуда один патрон – значит, всего там осталось шесть – и снова загнал магазин в рукоятку пистолета.

Орсон нетерпеливо заскулил и схватил зубами один конец скрученного мной марлевого жгута.

– Да, да, да, – сказал я и очень внимательно посмотрел на пса.

Возможно, пес схватил жгут лишь потому, что тот его заинтересовал, как интересует собак все новое и непонятное.

Смешная белая веревка. Похожа на змею. Змея, но… не змея. Интересно, интересно. Пахнет хозяином Сноу. А может, она вкусная? Все, что угодно, может оказаться вкусным.

Из того, что Орсон поднял зубами с земли мой запальный шнур, вовсе не следовало, что он догадался о его предназначении или понял суть задуманных мной действий. Его интерес к белой веревке и ситуация, в которой этот интерес проявился, могли оказаться всего лишь случайным совпадением.

Да, конечно. Такое же случайное совпадение, как то, что фейерверк ежегодно устраивается именно в День независимости.

С сильно бьющимся сердцем, боясь, что меня в любой момент обнаружат, я взял из пасти Орсона конец жгута и осторожно привязал к одному из его концов пистолетный патрон.

Собака внимательно следила за моими действиями.

– Такой узел одобряешь? – спросил я его. – Или хочешь сам завязать?

Затем я сунул конец жгута с привязанным патроном в горловину бака. Тяжесть патрона потащила его внутрь, на самое дно бензобака. Мягкая марля стала мгновенно пропитываться бензином.

Орсон нетерпеливо бегал по кругу. «Торопись, торопись, торопись! Быстрее, быстрее, быстрее, хозяин Сноу!»

Я оставил снаружи около двух метров жгута. Он свисал с заднего крыла патрульной машины и тянулся по дорожке.

Подкатив велосипед от того места, где я его оставил – у ствола индийского лавра, – я наклонился, чиркнул газовой зажигалкой и поджег конец жгута. Хотя эта его часть еще не успела пропитаться бензином, огонь побежал по ней быстрее, чем я ожидал. Слишком быстро.

Я вскочил на велосипед и стал крутить педали так, будто за мной гнались все демоны ада и еще несколько чертенят в придачу, что, наверное, отчасти соответствовало действительности. Орсон несся галопом сбоку, а я гнал велосипед через автомобильную стоянку к наклонному выезду на пустынную в этот час Эмбаркадеро-уэй, а потом – на юг, мимо закрытых ресторанов и магазинов, выходивших фасадами на побережье.

Вскоре раздался взрыв. Гулкое «бум» прозвучало тише, чем я ожидал. Пространство вокруг меня и даже впереди расцвело оранжевым светом. Яркая вспышка взрыва преломилась в триллионах крохотных капель тумана и была видна даже дальше, чем можно было предположить.

Я безрассудно нажал на ручной тормоз, резко, тормозя ногой об асфальт, развернул велосипед на сто восемьдесят градусов и остановился, глядя в ту сторону, откуда только что приехал.

Отсюда мало что было видно: шар оранжевого пламени и менее яркие языки огня по бокам выглядели расплывчатыми в серой пелене тумана.

Но самую страшную картину услужливо нарисовала мне не ночь, а, как водится, мое собственное воображение: лицо Льюиса Стивенсона, которое пузырится, дымится и шипит выступающим от огня жиром, словно кусок свинины на вертеле.

– Боже милостивый! – проговорил я таким хриплым и дрожащим голосом, что сам не узнал его.

И все же у меня не оставалось иного выбора, как только поджечь эту чертову машину. В противном случае полицейские узнали бы, что Стивенсон убит, и получили бы улики того, кем и как это сделано.

Я снова заставил петь велосипедную цепь, уводя своего верного пса подальше от залива, в глубь запутанного лабиринта улиц и бульваров, в укутанное одеялом тумана, пропитанное влагой сердце Мунлайт-Бей.

Несмотря на тяжелый «глок», лежавший в кармане, моя кожаная куртка развевалась подобно накидке. Я летел, не видимый никем, избегая света – и уже не только из-за своего недуга, – как тень, сливаясь с другими тенями, будто знаменитый призрак, выбравшийся из лабиринтов под зданием оперы, севший на колеса и нагоняющий ужас на жителей земной поверхности.