Живущий в ночи

Дверцы в грузовой отсек фургона с грохотом захлопнулись. Посмотрев налево, я увидел тяжелые ботинки лысого. Он направлялся к водительской двери.

Санитар наверняка будет торчать здесь до тех пор, пока не уедут обе машины, чтобы закрыть за ними ворота. Значит, если я останусь под катафалком, он обнаружит меня сразу же после того, как Сэнди тронется с места.

Я не знал, какой именно из санитаров остался в гараже, да это и не имело значения. Я, в общем-то, был уверен, что сумею справиться с любым из этих парней, забравших моего отца со смертного ложа. Однако, выезжая из гаража, Сэнди Кирк мог заметить меня, посмотрев в зеркало заднего вида, и тогда мне пришлось бы иметь дело уже не с одним, а с двумя.

Двигатель фургона заработал.

В тот момент, когда Сэнди и санитар перекладывали тело с каталки в катафалк, я выбрался из своего укрытия. С головы моей слетела кепка. Я поднял ее и, не смея оглянуться, по-крабьи прополз три метра, отделявшие меня от распахнутой двери мертвецкой. Оказавшись внутри холодной комнаты, я поднялся на ноги и спрятался за дверью, вжимаясь спиной в бетонную стену.

Никто в гараже не закричал, не поднял тревогу. Не заметили!

Только сейчас я понял, что все это время сдерживал дыхание, и со свистом выпустил его сквозь сжатые зубы. Мои измученные светом глаза слезились. Я вытер их тыльными сторонами ладоней.

Две стены этого помещения были заняты выстроенными в несколько рядов выдвижными ящиками из нержавеющей стали. Температура в них была еще ниже, чем в самой покойницкой, хотя даже здесь царил такой холод, что меня била дрожь.

У одной из стен стояли два жестких деревянных стула. Пол был выложен белой кафельной плиткой. Швы между ее рядами были почти незаметны. Очень предусмотрительно: если мешок с разложившимся трупом даст течь, такой пол будет гораздо легче отмыть.

Здесь тоже горели яркие лампы дневного света. Их было много, даже слишком, поэтому я натянул свою кепку с «ЗАГАДОЧНОГО ПОЕЗДА» по самые брови. Как ни странно, темные очки в нагрудном кармане рубашки уцелели, и я с облегчением надел их.

Любой, даже самый сильный лосьон пропускает некоторое количество ультрафиолетовых лучей, я же в течение последнего часа «наглотался» больше света, чем за весь прошлый год. Мысль о том, что внутри меня постепенно накапливается молчащая до поры смерть, гремела в мозгу топотом копыт зловещего черного скакуна.

Мотор фургона в гараже заработал громче, и его рычание донеслось до меня через открытую дверь. Вскоре оно начало удаляться, стало глуше и под конец превратилось в едва слышное мурлыканье.

Следом за фургоном в ночи скрылся и «Кадиллак». Огромная дверь гаража, приводимая в действие электрическим мотором, поползла вниз и наконец с грохотом закрылась. От этого удара по подземным чертогам больницы раскатилось эхо, выбив из бетонных стен дрожащую тишину.

Я замер, сжав кулаки.

Санитар, без сомнения, все еще находился в гараже, но оттуда не доносилось ни звука. Я представлял, как он, недоуменно склонив голову, рассматривает отцовский портфель.

Еще минуту назад я не сомневался в том, что смогу одолеть этого парня, но теперь уже не был так уверен. Физически я был сильнее его, но он мог обладать жестокостью, которой был начисто лишен я.

Я не слышал его приближения, а между тем санитар уже находился в считаных сантиметрах от меня, по другую сторону двери. Его присутствие выдали резиновые подошвы туфель, взвизгнувшие на кафельном полу, когда он переступил порог мертвецкой. Сделай он еще пару шагов вперед, и столкновения не избежать. Нервы мои были натянуты, как взведенная пружина.

Помешкав на пороге, санитар выключил свет и попятился из комнаты, потянув за собой дверь. Я слышал, как он вставил ключ в замочную скважину. Язычок замка щелкнул, словно затвор крупнокалиберного пистолета.

Вряд ли сейчас в заиндевевших стальных ящиках морга лежал хоть один мертвец. Больница Милосердия в тихом Мунлайт-Бей не печет покойников с такой же скоростью, как медицинские заведения крупных городов. Однако даже если бы в каждом из этих ящиков угнездился спящий, которому не суждено проснуться, я вряд ли стал бы нервничать. Настанет день, и я буду так же мертв, как мертв любой другой житель погоста, причем для меня это время придет, пожалуй, раньше, чем для любого из моих сверстников. Мертвые – это всего лишь мои будущие соседи.

Свет – вот чего я боялся по-настоящему, и сейчас чудесная темнота в этой холодной комнате без окон была для меня как студеная вода для умирающего от жажды. С минуту, а может, и дольше я наслаждался благодатной тьмой, омывавшей мои глаза и кожу.

Двигаться не хотелось, и я продолжал стоять за дверью, прислонившись спиной к стене. Мне казалось, что санитар вот-вот вернется, и тогда… Сняв темные очки, я снова сунул их в нагрудный карман рубашки.

В окружавшей меня кромешной тьме вдруг ослепительным фейерверком взорвалась страшная мысль: тело моего отца находится в белом фургоне, и его увозят в неизвестном направлении. Пусть мертвый, но он в плену у людей, чьи намерения абсолютно вне моего понимания.