Живущий в ночи

Как быстро все может измениться! Прошло всего десять минут, и жизнь жестоко доказала мне, что в моей душе не было и сотой доли уверенности, присущей Бэтмену, и я не предназначен для того, чтобы крутить роман со смертью.

Неожиданно вынырнув из зловещей пелены, ко мне что-то прикоснулось, ткнувшись сначала в подбородок, а потом в шею. Что-то живое! На «стометровой цирко-мозговой арене» моего воображения незамедлительно возникла очередная кошмарная картина: оживленная с помощью каких-то заклинаний вуду, ко мне подползает Анджела Ферриман и запечатлевает на моей шее холодный кровавый поцелуй. Последствия кислородного голодания сказывались так сильно, что даже такой придуманный мной ужас не сумел прочистить мои мозги. Я непроизвольно нажал на курок.

Слава богу, я промахнулся, поскольку, как только умолк грохот выстрела, я сразу же узнал холодный нос и теплый язык моей единственной и неповторимой собаки, моего верного друга и спутника, моего Орсона.

«Привет, парень», – хотел сказать я, но вместо слов прозвучало какое-то хриплое карканье.

Орсон лизнул меня в лицо. Из пасти барбоса пахло не очень-то приятно, но я не мог осуждать его за это.

Я не переставая моргал, пытаясь разогнать пелену перед глазами, а оранжевый свет тем временем пульсировал в клубах дыма гораздо ярче, нежели прежде. Даже мохнатая морда Орсона, прижатая к ковру совсем близко от моего лица, казалась мне всего лишь расплывчатым пятном.

Тут я сообразил, что, если пес сумел войти в дом и отыскать меня, он сможет точно так же вывести меня отсюда раньше, чем на мне загорятся джинсы, а на нем – шерсть.

Собравшись с силами, я кое-как поднялся на дрожащие ноги. К горлу снова подкатила тошнота, но на сей раз мне удалось подавить ее.

Плотно закрыв глаза и стараясь не обращать внимания на обдавшую меня волну жара, я нагнулся и вцепился в толстый кожаный ошейник Орсона. Это было несложно, поскольку пес жался к моим ногам.

Орсон держал голову низко опущенной к полу, чтобы иметь возможность дышать. Я же задерживал дыхание и с трудом терпел щипавший ноздри дым, пока пес вел меня через пылающий дом. Он выбирал такой маршрут, чтобы я как можно реже натыкался на мебель, и я не имел ни малейшего представления, гордился ли он собой в эти страшные, трагичные мгновения. Врезавшись лицом в притолоку, я чудом не выбил себе ни одного зуба. И все же на протяжении этого недолгого путешествия я непрерывно благодарил господа за то, что он решил испытать меня ХР, а не слепотой.

Мне уже стало казаться, что если я сейчас же не упаду на пол и не сделаю хотя бы одного глотка воздуха, то потеряю сознание, но в этот момент я почувствовал на своем лице прохладное дуновение, а когда открыл глаза, то обнаружил, что могу видеть. Мы находились на кухне, до которой огонь еще не успел добраться. Здесь не было и дыма, поскольку ветер, врываясь в открытую дверь, выдувал его в столовую.

На столе по-прежнему стояли три церковных свечи в подсвечниках из толстого рубинового стекла, два глубоких бокала и початая бутылка абрикосового бренди. Растерянно мигая, я смотрел на этот уютный натюрморт. Мне вдруг показалось, что события последних нескольких минут – всего лишь кошмарный сон, а Анджела – живая и здоровая, в свитере своего покойного мужа – вот-вот войдет в кухню, сядет за стол и, долив себе в бокал, закончит свой удивительный рассказ.

Во рту у меня царила такая сушь, что я едва не прихватил с собой бутылку бренди, но затем вспомнил, что у Бобби Хэллоуэя всегда есть пиво, а это гораздо лучше.

Когда я уходил с кухни, дверь была надежно заперта, и я сомневаюсь, что Орсон при всей своей сообразительности сумел бы открыть ее. Хотя бы потому, что у него не было ключа. Было ясно, что убийцы покинули дом именно этим путем.

Оказавшись снаружи, я еще раз прокашлялся, чтобы окончательно избавиться от попавшего в легкие дыма, сунул «глок» в карман куртки и, вытирая взмокшие ладони о штанины, нервно окинул взглядом двор.

Тени от облаков плыли по залитой лунным светом лужайке, словно рыбы, резвящиеся под серебряной поверхностью пруда.

Кроме колеблющихся на ветру ветвей, не было заметно ни единого движения.

Ухватив велосипед за руль, я покатил его по направлению к увитому зеленью выходу со двора, а дойдя до него, обернулся и посмотрел на дом. Я ожидал, что он будет объят пламенем до самой крыши. К моему удивлению, снаружи пожар был почти незаметен. Лишь слабые отблески указывали на то, что огонь начинает взбираться по шторам двух окон второго этажа, а из вентиляционных отдушин под кровлей вились тонкие змейки белого дыма.