Живущий

Сын Мясника — я совсем про него забыл — неожиданно завалился на спину и возбужденно задрыгал всеми конечностями.

— Закачал ему первый сезон «Малышариков», — устало отчитался Лисенок. — Эти уроды подключили ему сразу четырехсотый. Без предыстории ничего не поймет.

— Ас предысторией поймет?!

— Да. Теперь будет все понимать. Я им займусь. Будет видеть много слоев.

— Научи его улыбаться, — попросил я.

— Нет. Плохая примета.

— Ты разве веришь в приметы?

— Я нет. Они да. Не хочу. Чтобы видели в нем угрозу.

Лисенок надолго умолк; лицо его стало неподвижным и тусклым, как просроченное чудо-солнышко. Крэкер все так же лежал без движения. На какую-то долю секунды мне показалось, что уголки его губ слегка напряглись в обещании улыбки, но это был обман зрения, или Крэкер не сдержал обещание; обман в любом случае.

Сын Мясника, открыв рот и пуская слюни, пялился на меня. Потом помахал рукой не мне, а словно кому-то сидящему у меня в животе. Я тоже хотел ему помахать, но тут до меня дошло: он даже не видит меня. Он во втором слое. С малышариками и Живушем. Смотрит первую серию.

Я помнил эту серию, мне показывали ее в группе естественного развития. Она называлась «Знакомство».

Кто-нто в нашем доме живет?

Привет, я Утяш.

Привет, я Мартыш.

А ты кто, малыш?

Сын Мясника показал на себя пальцем и опять помахал.

Кто-кто в нашем доме живет,

Вставай в хоровод!

Сын Мясника протянул руки невидимым новым друзьям и завертелся вокруг своей оси. Я знал, что это значит. Он должен был стать частью шара. Частью Живуша. Но что-то пошло не так. Что-то случилось. Что-то плохое, злое: Сын Мясника вдруг резко дернулся вправо, упал, как будто его толкнули, закрыл руками глаза, стараясь отгородиться от чего-то, чего я не мог увидеть, и разинул рот в плаче.

— Я кое-что перемонтировал, — неожиданно подал голос Лисенок.

Сын Мясника уполз к дальней стене камеры, лег на пол и подтянул

к подбородку колени; его била крупная дрожь.

— …Я изменил облик Живуша. Живуш — чудовище.

— Это жестоко! — Я приблизился к камере Сына; тот посмотрел на меня мокрыми больными глазами. — Жестоко, Крэкер! Смотри, он напуган! Зачем тебе мучить ребенка?

— Будет бояться Чудовища. Не захочет быть частью Чудовища. С детства. Будет на твоей стороне.

— Но у меня нет никакой….

— Есть. Чудовище с одной стороны. Ты с другой. Отдельно. Вне его. В будущем. Тебе понадобятся друзья.

Мой будущий «друг», свернувшись клубком на полу, ритмично подергивался всем телом, пытаясь заснуть. До паузы он точно так же себя убаюкивал. Свет. Этот пустой и белый исправительный свет, под ним, наверное, так трудно уходить в сон. Зато так просто потерять разум. Я отвернулся. Снова накатила усталость — но не та, что придавливает к полу и мешает дышать, а другая, та, что пропитывает все твое тело невидимой ватой, отравляет и избавляет от боли. Дарит тебе безразличие.

— Ты сумасшедший, — сказал я, стараясь не глядеть ни на Крэкера, ни на его «заложника». — Здесь, в исправительном, какое может быть будущее? Какие друзья? Разве как ты и Сын — сидящие в непроницаемых колбах…

— …нероцамых кобах… — проскрипел Лисенок.

Лис плохо выглядел; лицо его стало бледным и влажным, как очищенный картофельный клубень. Он по-прежнему стоял, вытянувшись по струнке, и ноги его заметно дрожали.

— Ты бы присел, что ли, а, Лис? Или прилег бы?

— Я н Лс. Я двно лжу.

— Дай ему отдохнуть, Крэкер! Ему плохо. Отпусти его, наконец!

— Ско-ро, — сказал Лисенок с усилием, по слогам. — По-м-ги ему сесь…

Я усадил Лисенка на пол, прислонив спиной к стене Крэкеровой камеры. Он прикрыл глаза и какое-то время молчал. Потом снова заговорил, тихо, но достаточно внятно:

— Ты прав. В этом доме нет будущего. Поэтому я тебя пригласил. Тебе нужно отсюда выбраться…

— Ты бредишь, Крэкер!

— Нет времени. Не перебивай. Слушай. — Лисенок отрывисто выхаркивал из себя короткие фразы: — Ты выберешься. Не сразу. Потом. Помогу. Пока информация. Важно знать. Прежде всего. «Болтуны». Они хитрее. Чем кажется.

В тот раз непослушным языком Лиса, одеревеневшими голосовыми связками Лиса, сухими его губами Крэкер рассказал мне про «болтунов».

Про то, что «болтун», который болтается на поясе каждого планетар— ника, — не просто устройство для записи и ведения бесед.

Про то, что «болтун» скрывает в себе чудесный секрет. Внутри «болтуна» запрятан крошечный цереброн. Неинвазивный, такой, как раньше. Последняя модель, бывшая в употреблении до Рождества.

Про то, что маленький цереброн дублирует всю информацию с социо- слота планетарника, иными словами, является копией его ячейки. И в ситуации форс-мажора, если социо-спот планетарника отключается, его цереброн продолжает функционировать.

Про то, что обычно социо-спот отключается при физической паузе планетарника. В этом случае внешний цереброн оказывается очень полезен: Планетарная Служба скачает всю информацию из ячейки временно несуществующего планетарника с его «болтуна».