Живые и мертвые

– Для вас доноры органов были лишь материалом, пациенты – только средством достижения цели, а к своим сотрудникам вы относились как к последнему дерьму. – Пия не спускала с него глаз, готовая к любой реакции своего визави. – Но все грандиозные планы потерпели крах из-за рядового врача, который больше не мог видеть ваше самоуправство и манию величия. Йенс-Уве сообщил о вас руководству клиники и в Федеральную ассоциацию врачей. Поэтому вы были вынуждены уйти из Франкфуртской клиники.

– Я помог тысячам пациентов! – воскликнул Рудольф. – Я сделал фундаментальные открытия в области трансплантации органов, а вы… вы, недалекие, ничтожные полицейские, вы все смешали с дерьмом! Ведь вы все не имеете об этом ни малейшего представления! У меня есть желание и смелость их реализовать! Такие, как я, всегда двигали прогресс. Без нас люди до сих пор жили бы в пещерах! И за это приходится платить жертвами.

– Такие, как вы, позорят профессию! – резко парировала Пия. – Вы принесли в жертву невинных, непричастных людей! Вы войдете в историю трансплантационной медицины как бессовестный, алчный преступник! Люди будут стыдиться вас, а ваши книги окажутся в контейнере для мусора.

Каждое ее слово пронзало его тщеславную душу, как удар ножа. Пия чувствовала это, глядя Рудольфу в лицо. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что она права.

– Врач, который не сопереживает своим пациентам, должен работать столяром, – добавила она непримиримо. – И если он потерпит крах, это не будет столь печально.

– У меня не было краха! – фыркнул Рудольф. У него на виске пульсировала вена, а на лбу выступили капельки пота.

– Ошибаетесь, был, – сказала Пия сочувствующим тоном, который привел профессора в бешенство. – Во всех отношениях – как в профессии, так и в личной жизни. Вы будете уже дряхлым, рассерженным стариком, когда выйдете из тюрьмы.

Лицо Дитера Рудольфа бесконтрольно дергалось, и он ладонями потирал бедра.

– Кто столкнул Хелен Штадлер под поезд? – спросила неожиданно Пия. – Вы хотели этим скрыть свой провал?

Профессор посмотрел на нее полным ненависти взглядом.

– Я хотел бы, чтобы это было так! – прошипел он хриплым голосом. – Я бы с радостью прикончил эту маленькую шлюху, которая разрушила дело всей моей жизни, но, к сожалению, это был не я!

Слюна брызнула с его губ, костяшки пальцев побелели.

– Кто же тогда? – спросила Пия невозмутимо. – Признайтесь нам в этом. Сотрудничество со следствием смягчит наказание.

– А не пошли бы вы куда подальше! – взорвался профессор. – Я немедленно звоню адвокату.

Пия и Боденштайн встали.

– Поищите лучше специалиста по уголовному праву, – посоветовал ему Боденштайн. – Придется отвечать перед судом по обвинению в нескольких убийствах.

– Вы ничего не сможете доказать! – закричал Рудольф вне себя от ярости. – Ничего!

– Заблуждаетесь. – Боденштайн холодно улыбнулся. – Вас видели ночью в субботу, когда вы выходили из дома Фрица Герке, после того как усыпили его хлороформом, а потом убили, введя большую дозу инсулина.

– Что вы несете? – воскликнул профессор. – Фриц был моим другом!

– Дружба может разбиться, если один из друзей лжет другому, – возразил Боденштайн. – Мы нашли у вас дома одежду, которая изрядно пропахла дымом. В вашем автомобиле лежали папки господина Герке и стеклянная бутыль с хлороформом. А у вас в сейфе мы обнаружили мобильный телефон, по которому вы в последние дни много разговаривали. Ваша дочь нам очень помогла.

Рудольф смертельно побледнел.

– Это она подусунула мне улики, потому что она меня ненавидит, – произнес он. – Мне нужен адвокат. Срочно.

* * *

– Что за отвратительный тип! – содрогнулась Пия, когда они вышли из помещения для допросов. – До Бурмейстера ему нет абсолютно никакого дела!

– Безумец с манией величия, который потерял всякую связь с реальностью, – согласился Боденштайн. – Себялюбец, ослепший от тщеславия.

– Если бы он нас не ввел в заблуждение, мы бы значительно раньше вышли на Штадлера. Это меня так разозлило, что я стала его провоцировать.

Они шли по коридору в переговорную комнату.

– Кого боятся Ригельхофф и Фуртвэнглер? Ведь все это было десять лет назад! – Пия остановилась перед дверью пожарной охраны.

– Что касается Фуртвэнглера или директора Франкфуртской клиники, то я их понимаю, – ответил Боденштайн. – Такой скандал и через десять лет скажется на репутации клиники, особенно если выяснится, что его пытались скрыть.

– Тогда в отношении адвоката ситуация такая же, – кивнула Пия. – Он активно участвовал в заметании следов и тоже должен опасаться, что потеряет лицензию или даже попадет под суд. Возможно, и здесь участвовали деньги за подкуп и молчание.

Боденштайн открыл стеклянную дверь, и они вошли в комнату для переговоров. Несколько коллег очнулись от летаргии, другие клевали носом и не отреагировали на их появление. На столах стояли грязные тарелки, пустые стаканы и бутылки, а между ними лежали пустые коробки из-под пиццы. Было душно и тихо, как в церкви. Боденштайн посмотрел на своих утомленных сотрудников и с надеждой подумал, что скоро все кончится и они наконец смогут отдохнуть,