Живые и мертвые

– Этот рудиментарный способ коммуникации, как я понимаю, не предполагает моего участия, – предположил Нефф с заднего сиденья.

– Отнюдь, – возразил Боденштайн, удивившись такому предположению. – Фрау Энгель позвонила сообщить, что население взволновано после паники, которую подняла пресса, и Министерство внутренних дел этим весьма озабочено. Это означает, что на нас давят сверху. Вас устраивает такой перевод?

– Гм, – пробормотал Нефф.

Взгляд Пии упал на часы, встроенные в приборную доску. Сейчас Кристоф уже должен ехать в аэропорт, и она его больше не увидит. В течение трех бесконечно долгих недель.

– На улице и в самом деле достаточно пусто, – заметил в этот момент Боденштайн. – Обычно в пятницу в это время здесь стоишь в приличной пробке.

– Ты прав, – подтвердила Пия. – Ты считаешь, что это связано с?..

– Боюсь, что да, – кивнул Боденштайн.

– Это ужасно, как вы оба жестоко расправляетесь с синтаксисом нашего прекрасного языка, – недовольно проворчал Андреас Нефф.

– В самом деле? – удивилась Пия.

– Супер! – усмехнулся Боденштайн.

И потом оба рассмеялись, хотя для этого не было никаких причин.

* * *

Коллеги, которые в Оберурзеле и Нидерхёхстштадте напрасно искали свидетелей и пытались выудить какую-нибудь информацию у соседей и знакомых жертв, были разочарованы. Целыми днями они ходили от одного дома к другому и получали лишь отрицательные ответы, сопровождающиеся выражением сожаления и пожиманием плечами. По «горячей линии» тоже не поступило ни одного вразумительного сигнала.

Профессор Рудольф никогда не слышал имени Ингеборг Роледер, и наоборот – Ренате Роледер было совершенно незнакомо имя Маргарет Рудольф. Единственная довольно неопределенная параллель, которая, похоже, существовала применительно к ним, заключалась в том, что они были женщинами, и каждая из них имела дочь.

Работа на месте преступления в Оберурзеле также не дала никаких результатов, как и в Нидерхёхстштадте днем ранее.

– Ни следов пули, ни гильзы, ни следов от обуви – никаких зацепок, касающихся преступника, который остается фантомом, – резюмировал Кристиан Крёгер свой короткий и лишенный всяких надежд доклад.

– К сожалению, я могу это только подтвердить, – сказал в завершение Боденштайн. – С обеими жертвами, судя по всему, не происходило ничего особенного: не было ни угроз, ни анонимных звонков и ничего подобного. Похоже, что мы заполучили два довольно бесперспективных дела, и нам остается надеяться только на комиссара по имени «Случай». Или на саморазоблачение преступника.

В переговорной комнате царило молчание.

– Я не считаю дело столь безнадежным, как мои коллеги, – вмешался Андреас Нефф.

– Круто, – пробормотала Пия и закатила глаза, когда он встал, поправил галстук и застегнул пиджак.

– Для меня уже сейчас, – начал Нефф, – вырисовывается отчетливая картина. Преступник действует хотя и произвольно, но вполне продуманно. Нам следует исходить из того, что он очень умный человек, который, правда, импульсивен, но все же держит свою импульсивность под контролем. Он не очень молод, но максимум около тридцати, потому что должен хорошо бегать и лазать. Выкристаллизовывается также и четкий портрет жертвы – женщины шестидесяти – семидесяти пяти лет. И хотя анализ преступлений не указывает на какую-либо связь с психологией, а исключительно с криминалистикой и криминологией, я осмелюсь предположить, что убийца – человек с выраженным комплексом матери.

Он самодовольно улыбнулся и с надеждой посмотрел на присутствующих.

– И что нам это дает? – прошептал Остерманн, повернувшись к Пии. – Может быть, опубликовать предостережение: «Вниманию всех женщин старше шестидесяти! Не выходите больше на улицу, а если находитесь дома, опускайте жалюзи»?

Пия только покачала головой и скорчила гримасу. Она надеялась, что ее начальница, которая, к сожалению, вышла в коридор, чтобы поговорить по телефону, вскоре поймет, что за чванливый тип этот Нефф. Она слушала краем уха, потому что очень ждала, что Кристоф позвонит еще раз.

– С вашего позволения, коллега, – сказал в этот момент Кристиан Крёгер, – это полная чушь. На основании пары зацепок, которыми мы располагаем, невозможно составить портрет убийцы.

– Для вас – может быть, – возразил Нефф, все еще улыбаясь. – А для меня – вполне. Когда я работал в ФБР, я научился…

– Я тоже работал два года в США и тоже там многому научился, – перебил его нетерпеливо Крёгер. – И прежде всего тому, что не следует строить отчаянные предположения, пока у тебя в распоряжении не будет достаточно фактов. Общую картину можно составить только после того, как будет рассмотрена каждая отдельная деталь.

– Именно для этого меня и вызвали, – сказал Нефф снисходительно. – Чтобы держать в голове общую картину, потому что такие люди, как вы, часто преждевременно теряются в деталях.