Живые и мёртвые

Подавляемая видовая жизнь, частично исключаемая из выражения в моральной жизни сообщества, находит прибежище в сакральных символах религии и искусства. Освобождаясь от оков конвенций и тормозов социальной и культурной изоляции, семья объединяет понимания людей — иногда разделенных тысячелетиями, — создавая людей, разделяющих общее ядро человеческого опыта. Большая литература и драматургия, многие другие искусства, а также в значительной степени религия, опираясь на общие значения семейной жизни, делают возможными коммуникацию и понимание, преодолевающие барьеры культурного разнообразия и времени. Когда люди эпохи стали и расщепления атома видят «Oedipus Rex»[291], они легко откликаются на красоту этой драмы и мысли и чувства драматурга, жившего задолго до рождества Христова.

Тем, что делает возможным пробуждение в них симпатии, страха и сострадания и придает человеческое значение Эдипу, человеку «идущему дорогой страданий», являются общие переживания и чувства, которыми должны обладать все люди — от античного грека до жителя Янки-Сити — благодаря жизни в семье. Все люди, сколь бы примитивными или цивилизованными они ни были, хранят в глубине души эти общие страхи. Каждый из нас может пройти вместе с Эдипом по дороге страданий, ибо мы разделяем с ним общие чувства и общую совесть. Через этот человеческий символ, родившийся из мифа и облеченный в литературную форму, мы получаем возможность выразить то, чего не можем сказать. Судьба Эдипа, женившегося на своей матери, убившего своего отца и пережившего как моральное существо ужасающую трагедию, когда он узнал, что натворил, пробуждает глубочайшие эмоции в людях любой культуры. Каждый может понять и разделить трагедию этого человека:

Нащупывая посохом дорогу, он будет
По незнакомым землям волочиться
И слышать голоса со всех сторон:
«Смотрите, брат-отец своих детей,
И семена, и сеятель, и нива,
И осквернитель крови материнской,
Отцу же своему — не только сын —
Смертоубийца и кровосмеситель»[292]

.

Значения морального и сакрального порядков во всех культурах обычно погребены где-то глубоко под спудом рационального существования, в устойчивом ядре видовой жизни. Не случайно большинство религиозных верований базируется в основе своей на простых реалиях и на взаимоотношениях семейных божеств. Эти фигуры, выходящие из единства семьи, как никакие другие человеческие символы выражают желание всех людей быть единым целым, хотя бы и пребывая в раздельности, ибо как сыновья Бога в Его семье все они могут или могли бы быть братьями. Самые разные народы могут понимать и чувствовать амбивалентные значения ненависти и любви, конфликта и сотрудничества, ибо все они изначально формируются в моральной и видовой структуре семейной жизни.

От автора

Слова благодарности и признательности, помещенные в четырех предыдущих томах, остаются в силе и для этого тома. Надеюсь, читатель свяжет их с нижеследующими выражениями признательности. Примечания к некоторым главам в этом и других томах серии не дают адекватного представления о том, насколько я обязан юношам и девушкам, преимущественно студентам Гарварда и Радклифа, занимающим ныне видное место в различных областях американской жизни, чья полевая работа в составе исследовательской группы внесла исключительно важный вклад в успех исследования Янки-Сити. Большая часть работы была выполнена ими без денежного вознаграждения, просто ради того интеллектуального подъема, который испытываешь, когда узнаешь о том, как можно изучать американскую жизнь. С годами мои любовь и уважение к ним, присутствовавшие с самого начала, только росли и крепли.

К их именам теперь следует добавить еще и имена Джона Ши из Янки-Сити и Марио Вагнера из Сан-Паулу (Бразилия).

Я в долгу перед профессором Джоном Томасом из Вашингтонского университета в Сент-Луисе и профессором Джеймсом Лютером Адамсом из Гарвардской теологической школы за высказанные ими критические замечания к рукописи, особенно за их комментарии к главам, посвященным сакральному символизму. Я должен поблагодарить за советы и замечательные критические замечания профессора Клайда Клакхона из Гарвардского университета, профессора Чарлза Уорринера из университета штата Канзас, профессоров Эллисон Дэвис, Роберта Хавигхерста, Дэвида Рисмена, Эдварда Шилза и Ричарда Воля из Чикагского университета, а также Джона Маркуонда из Ньюберипорта, США. Каждый любезно уделил рукописи пристальное внимание и помог мне ценными советами.