Недавно у Бакланова с Солженицыным объявилась в этом вопросе лихая единомышленница — семидесятилетняя Ольга Мирошниченко, знаменитая вдова Георгия Березко, Юрия Трифонова и, кажется, Зиновия Гердта. Она сочинила сногсшибательный роман о Надежде Аллилуевой, по которому мадам Тодоровская поставила ошеломительный фильм, недавно показанный по телевидению. А потом вдову надоумило еще и дать интервью для «Эхо Москвы». Там она сказала о Сталине: «Не мог он себя взять в руки выступить перед страной, когда началась война, ну не мог… Он был слабак, понимаете? Как личность он был слабак. Понимаете? Он испугался войны. Понимаете?»
Да как же не понять! Не только он испугался. Взять хотя бы одного из мужей Мирошниченко. В биографическом словаре писателей XX века (М.2000) о нем сказано: «Когда началась война, он уехал в Среднюю Азию…» (с. 693). А ему предстояло скоро идти в армию. И просидел он в Средней Азии, вероятней всего, в урючном Ташкенте, аж до 1944 года, когда Красная Армия уже изгнала захватчиков. И в армию он ухитрился так и не попасть, что, впрочем, не помешало ему вскоре после войны получить Сталинскую премию хоть и третьей степени, но все же…
А Сталин в первые же дни войны не иначе, как с испугу, нахватал важнейших и ответственейших должностей: оставаясь Генсеком и Предсовмина, стал еще наркомом обороны, председателем Ставки и Верховным Главнокомандующим. Вот уж слабак так слабак!
Бакланов заканчивает заявление о речи Сталина гневно: «А потом этих братьев и сестер — в лагеря за свой позор». Опять никакого соображения! Как так «этих»? Совсем не «этих». Со словами «братья и сестры», как правильно сказано в начале цитаты, Сталин обратился ко всему народу, а в лагерях никогда не бывало больше 1–2 процентов его, в большинстве своем — уголовников. А это народ?
Наконец, о каком «позоре» Сталина, руководителя страны, партии и армии, идет речь после разгрома фашистской Германии, спасения родины и всей Европы? Как видно, Бакланов не только Финскую, но и Великую Отечественную считает позорной. Увы, в этом возрасте еще и не то случается…
Но вернемся к началу войны. Бакланов пишет: «Десятки тысяч шли на фронт добровольно». Правильно. Даже не десятки, а сотни тысяч, было народное ополчение, были добровольческие дивизии, корпуса. Но иногда встречаются здесь неточности. Например, в помянутом «Словаре» говорится: «Осенью 1941 года Бакланов ушел добровольцем в армию. Был самым молодым солдатом в полку» (с.63). Так писала недавно в «Международной еврейской газете» и критик Белая. Но сам Бакаланов сообщает вот что: «Когда осенью сорок первого года немцы подходили к нашему городу, мы эвакуировались» (Пядь земли. Кишинев. 1983. С. 537). Куда выковыривались? На какую-то станцию «далеко за Пермь» (там же, с.538). Так по какому же направлению двинулся юный патриот — на запад или на восток, на фронт или во глубину уральских руд? А жил Бакланов в Воронеже. Но осенью сорок первого, даже в самом конце октября немцы еще не «подходили» к Воронежу, а находились километров за 400 от него, на их пути к нему лежали Рыльск, Льгов, Курск, Щигры, Косторное. Они вторглись в Воронеж только в июле сорок второго. Так что картина получается весьма загадочной. Когда же из-за Перми автор прибыл на фронт и, как сказано в справочнике «Кто есть кто в России» (М.,1997), «начал войну в пехоте»? Не совсем понятно. Но как бы то ни было, в самом начале осени, в первых числах сентября 1941 года Бакланову исполнилось 18 лет — призывной возраст! Пора стричься наголо. Какой же это доброволец?
Удивителен рассказ Бакланова и о том, как он оказался в армии: «На ту станцию, куда мы эвакуировались (он ее почему-то не называет. —