Живые и мертвые классики

В этом легко убедиться, пробежав хотя бы редакционный текст под портретом в «Литгазете» и там же — статью А.Салуцкого. В обоих текстах преобладают речения высокого штиля, хотя, ведь знают же, небось, авторы, что еще Достоевский говаривал: «Высоким стилем можно опошлить все». И вот о стихах как, однако: «восхитительные»… «замечательные»… «ее творения составили славу русской поэзии»… «возвышенная лира»… «вечное и великое слово»… «воздушное слово»… «безумной красоты слово»… «истинные ценители поэзии замирают перед прозрачным явлением ее стихов»… О самой имениннице: «артистичная и воздушная»… «ее позиция всегда была твердой и ясной»… «внутренний пыл и сила натуры сохранились»… «великая поэтесса»… «воплощенное вдохновение»… «она творит поэзию»… «великий поэт»… «исполинский поэтический рост»… «она была и остается символом своего времени»…

Вот даже как: «была и остается»! Прибегли к железной сталинской формулировочке. Помните? «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим…». И притом заметьте, вождь ничего не говорил о воздушности или прозрачности поэта, о замирании, содрогании или трепыхании читателей перед его стихами. В этот же день по НТВ было сказано еще и так: «Мы говорим «Белла» — подразумевает «Ахмадулина». Ну, это плоская вариация на известную тему опять же из Маяковского: «Мы говорим «Ленин» — подразумевает «партия».

Гораздо содержательней рулады, например, помянутой Натальи Дардыкиной, заслуженной ветеранши «МК». Что она подразумевает, когда говорит «Ахмадулина»? А вот что: «томление по идеалу»… «волшебное предчувствие творчества»… «одинокую флейту»… «ночное одиночество в овраге»… «ключ, бьющий из глубин»… А еще Дардыкиной видится тут «восходящее к небу горло»… «бурлящая пламенная страсть»… «огонь и пламень»… «магма»… «голос, покоривший все земное пространство»… Все!.. Кроме того, товарищ Дардыкина уверена, что «имя Ахмадулиной украшает мировой Парнас»… «Белла — сама любовь»… «ее вдохновляет даже столб у дороги»… И наконец: «почетный член Американской академии искусств», что, разумеется, гораздо выше мирового Парнаса и любого столба. Между прочим, ее помянутый первый муж — увы, давно застывшая магма — и Андрей Вознесенский тоже члены этой заморской академии, но великая поэтесса почему-то уже «перестала читать» великих собратьев по академии.

Что ж, приведенные похвалы вполне естественны. Даже если к ним присовокупить и то, что не мог в этот день на торжестве в греческом зале Музея изящных искусств им. Пушкина не сказать в присущем ему изысканном стиле еще и Михаил Швыдкой, известный руководитель известного агентства: «Бэлла! Вы — феномен, равного которому сегодня не существует. Дышать с вами одним воздухом — счастье!» Ну совершенно, как известный персонаж Чехова: «Мадам! Я такие чувства чувствую, каких вы никогда не чувствовали. Позвольте вас чмокнуть!» А несравненный Зураб Церетели, кажется, от имени Зурабова здесь же, в греческом зале вручил виновнице всей суматохи еще и золотую медаль Петра Великого.

Что ж, если человек при столь очевидной воздушности и прозрачности дожил пусть только до шестидесяти да еще и стихи сочиняет, почему не похвалить даже и так. Правда, кое-что тут не очень стыкуется, например, «огонь, пламень, магма» и — «одинокая флейта». Но это что! Вот еще какие нестыковочки ошарашивали в день юбилея: «Стараниями Ахмадулиной открыт памятник Марине Цветаевой. Участвовала она и в создании памятника убитому на станции «Менделеевская» псу» (В.Шохина. «Независимая газета»). И представьте себе, мадам Шохина обожает поэзию.

А что мы услышали в этот день еще и по телеканалу «Культура»! И от кого! Из каких вещих уст! Там целый час извергали свои восторги и нежности по адресу «символа нашего времени» прославленные мультилауреаты и суперорденоносцы, академики, профессора, доктора, президенты достойнейших устроений, попечители благороднейших институтов, обличители отвратительнейших систем, члены ПЕН-клубов, редсоветов и редколлегий, председатели и секретари…. Словом, цвет нации.

Взять, допустим, Василия Аксенова. Он 24 года был (и сейчас, говорит, остаюсь) профессором русской литературы (а, может, и русской ненормативной лексики?) пяти университетов США. Он состоит членом семи ПЕН-клубов: США, Германии, Франции, Швеции, Дании, кажется, Гваделупы и даже России. Семи! «Один в четырех каретах поеду!» — кричал купец в пьесе Островского. Как он скромен по сравнению с Аксеновым.