Живые и мертвые классики

Зиновий Паперный, автор монографии «Мастерство Маяковского», знаменитой тем, как доносят сексоты, что в ее первом издании (1952) насчитывалось 67 цитат из Сталина, а во втором (1954) — ни одной, известный остроумец Зяма Паперный, с которым я опять же работал в «Литгазете», действительно был исключен, но не за любовь к жанру пародий или нелюбовь к Кочетову, а за некоторые сопутствующие моменты. Помните, как в «Записках из мертвого дома» Баклушин уверял всех, что его сослали на каторгу за одну только чистую любовь? Автор-повествователь не верил: «Ну, за это все-таки сюда не пошлют». — «Правда, — вздохнув, добавлял Баклушин, — я при этом еще немца убил. Но посудите сами, можно ли за немца — на каторгу!» Так вот, у Паперного тогда тоже был свой «немец». Какой? Ну, это долго рассказывать и не интересно. Во всяком случае, Петр Васильевич Палиевский, человек недосягаемой правдивости, говорил мне, что позже, когда страсти улеглись, Паперному предлагали вновь вступить в партию, но он был человек гордый.

А однажды «ЛГ» посредством своего древнего парижского корреспондента Аркадия Ваксберга (1933, Новосибирск) предоставила свои страницы для плача Марины Влади о Владимире Высоцком. Его почитатели знают, что когда он умер, вдова написала о нем скорбную книгу «Владимир, или Прерванный полет». Позже она вышла замуж за Леона Шварценберга, говорят, одного из самых известных врачей Франции. Семь лет назад, увы, и он умер. Вдова и о нем написала скорбную книгу — «Человек в черном на пляже».

А вот недавно опять вспомнила о Высоцком: «Его задушили — он погиб в сорок два года, оплакиваемый своим народом… Его убивало непризнание — да, непризнание, хотя он был безмерно любим и неслыханно популярен». Позвольте, какое непризнание при такой любви и популярности? Чьего признания ему не хватало? Политбюро ЦК КПСС? Оказывается, вот что: «Ведь в то время писателем считался лишь тот, кого приняли в Союз писателей, а он как бы считался непричастным к литературе». Мадам, где вы набрались этого вздора? Например, мой замечательный товарищ Владимир Богомолов, о пронзительной повести которого «Иван» мне довелось в той же «Литгазете» первым сказать доброе слово, всю жизнь принципиально не вступал в Союз писателей, но, разумеется, он был писателем в отличие, допустим, от А.В., который состоит в Союзе вот уже 35 лет, но все равно остается не столько писателем, сколько пишущим юристом. А в свое время Анна Ахматова и Михаил Зощенко были на несколько лет исключены из Союза, исключенный Борис Пастернак так и умер вне его рядов, — и что, с момента исключения их уже не считали писателями? Кто? Ну, разумеется, мир бесконечен в своем многообразии, есть и такие, для кого главное — бумажка с печатью. Так, о смерти Пастернака «Литературка» сообщила: «Умер член Литфонда…» И мадам хочет уверить нас, что Высоцкий был именно таким почитателем бумажек?

«Он жестоко страдал из-за невозможности пробиться через ватную стену и очень по-русски глушил эту боль и обиду в алкоголе… Владимир метался от отчаяния к надежде, — все это происходило у меня на глазах». Право, впервые в жизни слышу о таких страданиях из-за членского билета с профилем Ленина и подписью Георгия Маркова.

И ведь вот странно… Высоцкий — многогранная художественная фигура. Он был ведущим артистом популярного театра, играл там важнейшие роли вплоть до Гамлета. И, конечно, он по праву мог стать (или был) членом Союза театральных деятелей. К тому же, он работал в кино, снялся более чем в тридцати фильмах. И, конечно, по праву мог стать (или был) членом Союза кинематографистов. Наконец, он сочинил множество песен, которые обрели огромную популярность. И, конечно, по праву мог стать (или был) членом Союза композиторов. Нет, он хотел быть еще и членом Союза писателей!

Это было вполне возможно. Вон, допустим, Эльдар Рязанов или Эдуард Володарский — они члены и СП, и СК, а кто-то из них еще и лауреат премии КГБ. Но Союз писателей по определению это союз тех, кто не играет в театре или в кино, не поет песни, а пишет. И принимают туда тех, у кого есть написанные ими книги. А у Высоцкого книг не было. Как же его принять? А он, что, подавал заявления, но ему отказывали? А кто давал рекомендации? Почему мадам их не назовет? Да потому, что ничего этого не было! Похоже, что вдова запамятовала, перепутала: если Высоцкий страдал, то скорей всего по той причине, что не мог издать книгу. Но это уже совсем другая проблема.

Так что, не все было столь ужасно в «заклепанной наглухо стране», как выражаются то ли Влади, то ли Ваксберг.

Из всех этих историй видно, что дальше без сексотов и справочников, без отдела проверки и телефонной книги жить нельзя.

«Литературная газета», № 32. 07

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ТАЛАНТА