Живые люди

Скачущими гитарными ритмами началась первая песня. Многие узнали знакомый мотив, вскинули руки вверх и подпевали. Я тоже негромко подпевал, но руками не махал, только притопывал. Рабочие привычки всё же не отпускали меня, глаза на автомате сканировали толпу. И у дальнего от меня угла сцены я заметил странное движение. Там началась паническая давка. Люди стали разбегаться оттуда, сталкиваясь с окружающими, которые ещё не понимали, что надо тоже бежать, бежать, как можно скорее. В ком-то из первых рядов проявил себя вирус, который позднее назвали Вирусом атипичного человеческого бешенства. Человек в считанные минуты обезумел, озверел и стал бросаться на всех, кого к нему услужливо подпирала толпа, кусать, царапать и пытаться вырвать хотя бы клок плоти. Я не знаю, как это работает, насколько правдоподобно то, что люди так быстро превращались в яростных хищников. Я просто это видел. Музыканты сбились с ритма и в растерянности перестали играть. Вокалист что-то кричал в микрофон, потом на него налетел вылезший на сцену зомби, микрофон взвизгнул, со стуком упал на сцену и замолчал. Волна паники, за ней волна хаоса, а за ней волна ярости — стремительно разбегались по толпе. В том числе в мою сторону. В отличие от многих, я почему-то довольно быстро понял, что происходит. Может быть, потому что видел события с возвышения. Может, потому что много раз видел что-то подобное в кино. Я сделал шаг назад. Ещё шаг. Услышал, как за спиной услужливо разъехались автоматические двери. Развернулся и со всех ног побежал в глубину здания, к лестнице вниз, туда, где была наша уютная бытовка. А за спиной, за стеклянными дверями мой любимый город — мой особенный, мой дружелюбный — терял рассудок и человеческое обличье…

Интернет и мобильная сеть давно перестали работать, в первые дни я с огромной осторожностью поднимался на крышу и ловил радиопередачи с новостями. Потом бросил это занятие: и без этого приходилось делать слишком много рискованных вылазок за водой, едой и прочим. Судя по передачам, в мире всё было плохо. В стране всё беспросветно. Мой город вообще списан в расход. Непонятно было, когда всё это закончится — и закончится ли вообще. Но сегодня я понял, что где-то неподалеку есть живые люди.

Я поднялся и сел на диване, посмотрел на лежащий у ног чемодан. Темно-серый, из прочного пластика, удлиненный, как будто в нем оружие. Посылка, не дошедшая до адресата…

Военный джип, в котором я нашел его сегодня, ждал меня перевёрнутым и разбитым на узкой улочке. Вокруг и внутри — ужасающие следы необузданной трапезы зомбарей. Но груз, который везли военные, никого не заинтересовал, поскольку был несъедобен. По всему было очевидно, что грузом был именно этот чемодан. Откуда и куда его везли, непонятно. Понятно только, что не довезли. Жалко ребят… Я должен был узнать, ради чего они погибли. Вытащил чемодан из машины и наклонился над ним, чтобы открыть, но тут услышал приближающийся шум: где-то поблизости рыскали заражённые. Мне пришлось схватить груз и сматываться — перебежками от стены к стене, от машины к машине.

И вот, я был в своем укромном убежище и наконец мог узнать, ради чего рисковал.

Щелкнув застежками чемодана, я откинул крышку и заглянул внутрь. Пневматическое ружье для стрельбы шприцами со снотворным, оснащенное оптическим прицелом. Пять шприцев с каким-то прозрачным препаратом, флешка в корпусе из нержавейки, запаянная в водонепроницаемый пакет. Всё. Наклейки на шприцах вместо обилия мелкого текста содержали лишь одно название — незнакомый цифробуквенный код. Вся информация о назначении ружья и зарядов, очевидно, была на флешке. Разорвав пакет, я воткнул флешку в ноутбук и устроился с ним на диване. На флешке было несколько файлов, самыми значимыми, похоже, были небольшая видеозапись и PDF-документ. Разумеется, сначала я открыл запись. И пусть она была лишь приложением к документу — если бы не то, что я в ней увидел, никогда не поверил бы прочитанному…

3