Живые люди

Ребята не понимали, что диктует их лидер, и лица их вытягивались: ничего даже близко не было в их веселом шутливом сценарии. Декан почтительно слушал. Зоя так была занята поиском правильных букв, что тоже не обращала внимания на смысл. Берта и Ирина переглянулись. Никита слушал с молитвенным выражением лица. Артур, которого в процесс написания сценария вообще не посвящали, восхищался быстротой перемен и гладкими отточенными формулировками.

Тетка из деканата понимала, что влипла. Тамара и Лариса тихо попросили их отпустить на лекцию по истмату, и она машинально кивнула. Девочки ушли на цыпочках, дабы не мешать святому партийному таинству.

Лешка кончил диктовать настолько патетично, что декан неожиданно для себя встал. Потом Леша театральным жестом разорвал черновик и выбросил в корзину для бумаг.

– Разрешите идти? – по-военному спросила тетка из деканата и была милостиво отпущена.

– Хорошая работа, – похвалил декан. – Надеюсь, завтра не опростоволоситесь?

– Никак нет, – соответствующе духу кабинета сказал Леша.

– Завтра будут важные гости, учтите, – декан покосился в сторону портрета вождя, создавая впечатление, что не иначе как он лично будет внимательным зрителем их представления.

У Артура нехорошо заныло в животе. Но тут Никита, Леша, Берта и Ирина направились к двери. Артур потянулся за ними.

– А вас, Смирнов, попрошу остаться.

Голос не предвещал ничего хорошего.

Зоя заинтересовалась корзиной для бумаг, но как ни перебирала всякий мусор, даже мельчайшего обрывка от пресловутого черновика не было, хоть ты тресни.

– Ну что ж, Смирнов, спасибо за сигнал, – со значением произнес декан. – Лучше, как говорится, перебдеть. Но все хорошо, что хорошо кончается. Садитесь!

Тема была неприятная, никакого сигнала Артур не давал, он подозревал, что стукнула Рогова или просто трепанула, а он ни при чем. Но не тот момент, чтоб устанавливать истину. Артур сел на краешек неудобного стула и усилием воли подавил бурчание в животе.

– Вас хорошо характеризуют товарищи, и я рад, что есть решение предложить вам, как человеку серьезному и ответственному, подать заявление в партию – сначала, конечно, в кандидаты.

Артур похолодел – опять анкета, опять проверка. А вдруг? Нет, куда ему с подмоченной биографией претендовать на такое?!

– Спасибо за доверие, – сказал он и, напрягшись, вспомнил: – Ермолай Евтихианович, может, немного рановато, я без году неделя первокурсник, еще не освоился, не огляделся.

– Успеете. Время есть.

Он готов был продолжить мысль, но в дверях появилась Зоя:

– Вам звонят, – и показала пальцем наверх. Декан отправил Артура из кабинета и вслед крикнул:

– Устав возьмете в парткоме!

Верная Лариса ждала в коридоре:

– Что?

– В партию предложил.

– Ух ты, – восхитилась она, – вот это удача, ты далеко пойдешь, Смирнов.

– Что же с нашим капустником завтра будет?

– Заболеют.

– Как?

– Решили дизентерией.

Артур не понял:

– Все?

– Хватит одного. Да ладно, Смирнов, не дрейфь. – И добавила просительно: – А можно я тебя буду звать – Алик? Сейчас это модно.

Артур и вправду немного тяготился своим именем Овода – оно как будто призывало его к самопожертвованию. А не хотелось.

– Давай, – согласился он, – Алик так Алик.

Лариса привстала на цыпочки и поцеловала Алика в щеку:

– Поздравляю, Алик. Надо всем сказать, чтобы тебя больше не звали Артуром.

– И Тамаре, – подчеркнул Алик.

– А при чем здесь Тамара? Она, между прочим, замуж выходит. Не слышал? За Финкельмона. Ей все равно, как тебя зовут.

Впереди была первая зимняя сессия, и Алик больше не мог ни о чем другом думать.

* * *

Дома у Роговой был скандал. Он возник неожиданно в самом неудобном месте – прямо в прихожей, под вешалкой, где уже теснились зимние шубы и сладко пахло нафталином.

Мама и папа были ошарашены. Папа в тапочках и пижаме только что вошел с газетой и двумя ноябрьскими открытками. Дочь, проверяя перед уходом папку с лекциями, скучным бытовым голосом сказала:

– Родители, я выхожу замуж, – мы так решили.

– Кто мы? – спросила Тамарина мама тихо, почти шепотом.

– Расписываемся и будем просить общежитие, – сообщила Тамара, разглядывая свое расписание.

– А какие условия у… у твоего… – замешкался папа с определением, – товарища?

– Яков Финкельмон, – четко проговорила Тамара. – Учтите, я буду менять фамилию.

Эта новость по ужасу перекрыла первую. Мама и папа переглянулись.

– Нда-с, – вздохнул папа, – и чем тебе не нравится фамилия Рогова?

– Жена обязана принять фамилию мужа, как мама папину. По закону.

– Я была Синицына, – неуверенно произнесла мама. У нее усилился тик, брови буквально подпрыгивали.

Рогов посмотрел на часы.

– Тамара, – сказал он, – идем поговорим.

Они прошли вглубь квартиры в кабинет.

За дверью – ни звука. Это было совсем ужасно. Тамарина мама в коридоре набрала номер подруги.

– Ты помнишь мою девичью фамилию? – тихо спросила она.

– Гуревич, – ответила подруга. – А что?

В кабинете что-то упало. Там было нехорошо.

– Ничего. Напоминаю, я была Синицына. – И положила трубку.

* * *