Живые люди

– Подожди, – быстро проговорил он, – подожди-ка. – Но я даже теперь не испугалась, не потому, что Серёжа был вот он, совсем рядом, за тонким стеклом, а потому, что опасности всё ещё не было. – А хочешь, оставайся, – сказал Анчутка мне в затылок, и я не стала оборачиваться, просто ждала, пока он закончит говорить. – Оставайся, – выдохнул он, – я тебя не обижу, ну что тебе там делать, они ничего не могут, пацана твоего заберём, оставайся.

Я стояла, разглядывая лепестки облупившейся рыжей краски на дверном косяке – новые вроде дома, а краска уже слезает, и некому будет поправить ее весной, и нечем будет ее поправить, – и представляла себе Серёжино лицо, если бы вдруг я сказала ему – если бы я вышла сейчас наружу и сказала – «я остаюсь. Уходи».

– Холодно, – сказала я, – он там замёрзнет сейчас, на улице, – и толкнула дверь; Анчутка убрал руку и вышел вслед за мной по ступенькам.

На скрип петель Серёжа обернулся к нам.

– Здорово, хозяин, – весело сказал Анчутка. – Что ж ты не заходишь? Я по твою душу. – И пошёл навстречу, издалека ещё протягивая ладонь.

Спустя десять минут мы снова сидели внутри, прихлебывая принесённый Вовой слабо заваренный, полупрозрачный чай.

– В Гимолы я бы не совался, – говорил Анчутка, – мы туда ездили пару раз, пока снегоход еще бегал, напрямки через лес и по озеру отсюда не так чтобы далеко, километров двадцать, но пешком если – это впритык, и там заночевать если только. А ночевать там неохота, – он криво, невесело улыбнулся. – Поселок, конечно, – так, название одно, но магазин у них, детский садик, мы набрали кой-какой еды, бензина даже слили чуток. А по домам не стали ходить – ребята мои забоялись.

– Это когда же вы там были? – спрашивал Сережа, разглядывая Анчутку с завистью и даже с каким-то восхищением.

– Да с месяц, наверно. Но это ладно. Там у них озеро огромное, слышишь, и две турбазы больших, больше этой, домов по пять. Одна пустая – чай, спички, соль какая-то, а на второй зато – тушенка, масло подсолнечное, водки ящик, макароны, картошка даже – померзла, правда, вся. Мёд, – добавил он и коротко взглянул на меня.

– А живых? – спросил Серёжа. – Живых вы не видели никого? Хоть раз?

– Не было живых, – ответил Анчутка просто. – Жмуров видели, это да. В Гимолах, ну и на базе этой второй. Близко не лезли – один раз пронесло, и слава богу.

– Турбазы, – произнёс Серёжа с отчаянием и потёр лоб, – вот я мудак. Я же знаю про эти турбазы, я всё время про них знаю.

– Я чего и хотел с тобой поговорить, – сказал Анчутка. – Ты же вроде местный почти? И карта у тебя есть. Может, тут в округе еще поищем? Я катался, катался, не нашёл ни черта, а если пешком – надо точно знать, куда идти.

– Так, – быстро сказал Серёжа. – Так. Только вместе пойдем, да?

– Вместе, вместе, – ласково согласился Анчутка. – Ну?

– Была пара охотничьих домиков на Маткозере, тут недалеко – маленькие, правда, совсем. Не найдем ничего. Можно в Лубосалму сходить. Там точно база. Точно.

А потом мы возвращались назад, перепрыгивая ледяные надвиги, и Серёжа, забывший обо всём, буквально тащил меня на себе и говорил без остановки, возбуждённо: «Анька, всё будет хорошо, Анька, если не в Лубосалме – я еще пару мест вспомнил, подальше немного, ну и что, найдем еду, найдем, нам бы только успеть, пока лед не вскрылся, туда-обратно два дня максимум, завтра и пойдем». Он отмахивался ото всех моих испуганных возражений: «А что, если этой базы там нет, если она сгорела, например, это далеко, вы придете к вечеру, где вы будете ночевать?» «Палатку возьму, – говорил он, – спальник зимний, пойдем налегке, с Лёнькой, ты только подумай, они целый месяц, гады, таскали еду у нас под носом, а мы как идиоты». «А если там будут трупы, – говорила я, – если там тоже?» «Респираторы возьмем, – отвечал он беззаботно, – у них же полно респираторов». «А что, если вы не успеете вернуться и лёд вскроется? Если вы там вообще ничего не найдёте, никакой еды, ничего?» «Ну всё, хватит, – сказал он, потому что мы подошли к мосткам; новый наш, маленький недостроенный дом янтарно и весело смотрел на нас пустыми оконными проёмами. – Хватит. Ты ужасная стала пессимистка, ты в курсе?»

Он легко взобрался на мостки и, нагнувшись, подхватил меня и выдернул вверх, как ребёнка. «Подожди, – сказала я; края мостков, на которых мы теперь стояли, не было видно из окна, – подожди, постой немножко, – и обхватила его руками; он был так весел, он буквально вибрировал от радости, я сто лет не видела у него этой улыбки, – подожди, – повторила я, – подожди». «Ну что, – он нетерпеливо, едва заметно дёрнул плечом, высвобождаясь, – ну что ты, потом, Анька, потом, пошли скорей».

* * *