Живые тени

Он даже головы не поднял, когда Джекоб вошел в его кабинет. Письменный стол Данбара был так завален книгами, что его самого едва можно было разглядеть за стопками, и Джекоб задался вопросом, в какое столетие тот на этот раз погрузился. Трудно быть сыном чистокровного фир-даррига[2] и одновременно талантливым историком. Нужно блистать куда большей ученостью, чем коллеги человеческого происхождения, но Данбар никогда не испытывал с этим трудностей, хотя от отца он унаследовал крысиный хвост и густую шерсть на всем теле.

Востроносенькая мордочка Данбару, правда, не передалась. Более или менее человеческим лицом он был обязан красоте своей матери. Большинство фир-дарригов родом с Фианны, острова по соседству с Альбионом и его соперника. Фир-дарриги умеют становиться невидимыми и обладают редким даром – фотографической памятью, о чем большинство людей не догадываются.

– Джекоб… – Данбар так и не поднял головы. Он перелистнул страницу и поскреб волосатую щеку. – Воистину величайшая тайна нашего универсума: с какой такой целью университетское руководство платит ночным стражам, если они столь же слепы, сколь и глухи. По счастью, твою пиратскую поступь ни с чем не спутаешь. А вот тебя, Лиска, я, признаться, пропустил! – Он взглянул на нее и улыбнулся. – Клянусь мечом Пендрагона, а лисица-то выросла! И ты все еще терпишь его выходки?

Он захлопнул книгу и бросил на Джекоба насмешливый взгляд.

– И что мы такое разыскиваем на этот раз? Рубашку, пошитую руками хабетрот, коготь грифона? Тебе бы стоило переквалифицироваться. Лампочки накаливания, батарейки, аспирин – вот слова, звучащие нынче магически.

Джекоб подошел к письменному столу и стал разглядывать книги, по бумажным ландшафтам которых Данбар каждую ночь пускался странствовать.

– «История Мавритании», «Ковры-самолеты», «В царстве волшебных ламп»… Ты что, собираешься в отпуск?

– Очень возможно, очень возможно… – Данбар поймал муху и украдкой положил себе в рот. Ни один фир-дарриг не может устоять перед жужжащим насекомым. – Что делать историку в стране, где все одержимы будущим? Что хорошего в том, что нашей жизнью управляют стрелки и шестерни?

Джекоб раскрыл одну из книг и стал рассматривать изображение ковра-самолета, несущего на себе двух лошадей, а заодно и их всадников.

– Поверь мне, это только начало.

Данбар заговорщицки подмигнул Лисе:

– Любит строить из себя пророка, а? Но если спросить, что именно он в этом будущем видит, то от ответа он увернется.

– В один прекрасный день я, может быть, открою тебе и это.

Никого на свете Джекоб не посвятил бы в существование другого мира с большей готовностью, чем Данбара. При каждой встрече он воображал себе, как расширились бы близорукие глаза ученого при виде небоскреба или реактивного самолета. Хотя Данбар неустанно критиковал прогресс своего мира, Джекоб не знал никого другого, кто бы обладал столь великой образованностью, умом и одновременно ненасытным любопытством ребенка.

– Но ты так и не ответил. – Данбар взял стопку книг, чтобы отнести обратно на темные деревянные полки, наводнившие все четыре стены его рабочего кабинета печатным знанием. – Что ты ищешь на этот раз?

Джекоб положил книгу о коврах-самолетах обратно на стол. Как бы он хотел, чтобы нынешняя его охота была посвящена какому-нибудь невинному волшебному предмету вроде этого.

– Я ищу голову Гуисмунда, Истребителя Ведьм.

Данбар так резко остановился, что одна из книг даже выпала у него из рук. Он нагнулся и поднял ее.

– Сперва тебе бы следовало отыскать его усыпальницу. – Его тон стал непривычно холодным.

– Ее-то я как раз нашел. Но у трупа Гуисмунда не хватает головы, сердца и правой руки. У меня такое впечатление, что он приказал отослать голову в Альбион. Своему старшему сыну.

Данбар одну за другой ставил книги на полки, не произнося ни звука. Потом он обернулся и оперся спиной об их кожаные переплеты. Джекобу еще никогда не приходилось видеть столько враждебности в лице Данбара. На историке, как обычно, был длинный сюртук, прикрывавший его крысиный хвост. Лишь огненно-алый цвет одежд выдавал в нем фир-даррига. Других цветов фир-дарриги не признавали.

– Речь об арбалете, ведь правда? Знаю, я тебе кое-чем обязан, но в этом я не стану тебе содействовать.

Несколько лет назад Джекоб вырвал Данбара из лап пьяной солдатни, которая забавлялась тем, что подпаливала ему шерсть.

– Я здесь не для того, чтобы требовать погашения долгов. Но мне надо во что бы то ни стало отыскать арбалет.

– Для кого? – Шерсть Данбара встала дыбом, как шкура изготовившегося к нападению пса. – Крестьяне до сих пор выкапывают на пахотных полях человеческие кости. Да ты никак между делом свою совесть променял на мешок золота? Может, не мешало бы хотя бы время от времени задумываться, чем ты таким занимаешься? Вы, искатели сокровищ, превращаете чудеса вселенной в товар, который себе могут позволить только сильные мира сего!

– Джекоб не собирается продавать арбалет!

Лисицино возражение Данбар пропустил мимо ушей. Он вернулся к своему письменному столу и полистал нервными пальцами свои записи.