Живые тени

Джекоб вынул сверток с волосами Луи из кармана. Одна надежда, что ворота их примут за друзей.

Очень слабая надежда, Джекоб.

К свертку пристала визитка Ирлкинга.

Ни к чему тебе кудри принца.

Лиска заглянула Джекобу через плечо. Зеленые чернила продолжали выписывать дальше.

Тебе надо поторапливаться, мой друг.

Напрасно ты не пристрелил гоила.

Арбалет уже очень близко.

Друг. Никогда еще это слово не звучало более фальшиво. Джекоб взглянул на Железные ворота. Красная Фея тоже согласилась помочь. Он выбросил карточку и вынул локон принца из свертка.

На лестнице появился еще один проповедник. Лиска направила на него пистолет, но оборванец бежал дальше, пока не увидел трупы. Его вымазанное в грязи пальто было так плотно утыкано металлом и стеклом, что и в самом деле напоминало доспех. Врата в небо. Когда он остановился и, не веря своим глазам, воззрился на ворота, Лиска сшибла его с ног. Слишком долго они уже пробыли здесь. Еще пара часов, и они тоже начнут украшать себе платье стеклом и металлоломом.

Джекоб сделал шаг к воротам. Они были такими высокими, что под ними смело мог прошествовать великанец с Джекобом на плечах. Во дворцах времен Гуисмунда ворота строились по большей части сообразно росту этих гигантов. Некоторые из великанцев служили Гуисмунду.

Джекоб сунул руку в сверток с волосами принца. Как пить дать, его пальцы пропахнут лосьоном после бритья, которым прыскается Луи. Соображение не из приятных. Он сжал в кулаке пепельные кудри. Луи был лишь в отдаленном родстве с Гуисмундом, так что волосы его, видимо, подействуют как очень тихо, почти шепотом произнесенный пароль, но это была единственная надежда, что ворота не встретят их враждебно.

Джекоб не удивился бы, если бы ворота растопили ему кожу на пальцах. Народ рассказывал, что из железа выплавлялись чудовища, и мертвые тела вокруг вполне эту версию подтверждали. Но едва он протянул руку, как блистающий металл на воротах разошелся трещиной, будто кожа перезревшего плода. Ворота разделились на два крыла, на которых, словно железные почки, проклюнулись и стали расти набалдашники ручек. Они принимали форму волчьих голов, и Джекоб ощутил ветер, повеявший по раскаленному металлу, в то время как в пастях на остроконечных мордах отрастали зубы, так что в конце концов ворота снова засияли холодным серым цветом.

Ни к чему тебе кудри принца.

Что это было? Ложь с целью погубить его, чтобы он стал еще одним растерзанным трупом у ворот? Да какое это имеет значение…

Он обменялся взглядами с Лиской.

Жажда охоты. Только ли охота их соединяла, или здесь было нечто большее?

Она улыбнулась. Бесстрашно. Но у Джекоба перед глазами все еще стоял белый страх, которым он поил ее в комнате Синей Бороды. За прошедшие месяцы они уже доподлинно изучили, к чему приводит это их бесстрашие.

Он обхватил обеими руками волчьи головы и приготовился собрать остатки сил, чтобы сдвинуть тяжелое железо ворот… Но ворота поддались без сопротивления, со вздохом, похожим на тот предсмертный хрип, что сорвался с позолоченных губ головы Гуисмунда.

Их встретили потоки ледяного воздуха и столь непроницаемая темнота, что первые несколько шагов Джекоб брел вслепую. Лиска схватила его за рукав и вела, пока глаза его не привыкли к мраку. В зале, куда они вошли, не было ничего, кроме колонн, поддерживавших потолок, который терялся во тьме над головой. От шагов между высоких стен заметалось эхо – так вспугнутые птицы бестолково мечутся в поисках пути наружу.

Лиска оглядывалась кругом, как будто искала чего-то, но вдруг тишину прорвал плач ребенка. К нему присоединился женский крик, голоса спорящих мужчин…

– Стой на месте! – шепотом велел Джекоб Лиске.

Голоса сделались тише, словно удаляясь, но их можно еще будет слышать на протяжении нескольких часов, пока они окончательно не замолкнут. Чары шагов. Волшебство черных чародеев. Каждый шаг пробудит к жизни уснувшее прошлое: слова, какие в этом дворце когда-либо прошептали, произнесли, прокричали. И не только слова. Боль, гнев, отчаяние, безумие. Всякое чувство примет свой облик. Темнота вокруг соткана из мрачных нитей. Надо вести себя тихо, чтобы в этих нитях не задохнуться.