Живые тридцать сребреников

Однажды Сергей объявил забастовку. Делить постель с любимой в присутствии воображаемого третьего, которого нет, но который, тем не менее, есть, несмотря на то, что его нет, стало невыносимо. В ответ – пожатие плеч и равнодушное отворачивание.

На следующий день все повторилось. И дальше тоже. Жизненно необходимое Сергею партнерше было не нужно.

Он сдался. Она снова пожала плечами, и все стало по-прежнему. Ровно и гладко. Идеально, чтобы с головой уйти в учебу и не думать о всяких разностях. Точнее, именно для того, чтобы о них не думать.

Жизнь приобрела предсказуемую размеренность, и, как всегда в таких случаях, когда все хорошо, судьба от радости делает пируэт и ломает позвоночник.

Ездивший проведать родителей Сергей замер в дверях: в доме находился посторонний. Раскрасневшаяся, с горящими глазами, Мира оживленно болтала с ним, расположившись с гостем в развернутых друг к другу креслах, и когда дверь разъехалась в стороны, замерла с остекленевшим взглядом.

– У нас гость, – констатировала она факт, который при всем желании нельзя не заметить.

Ноги у Сергея подкосились, пришлось опереться о стену. С кресла навстречу поднялся Вик.

– Привет.

Он стал солиднее, строже, невиданный в этих местах костюм сидел как влитой. Столичная одежда сделала соперника взрослее, но взгляд у него остался прежний – немного неприкаянный, по-детски агрессивный, словно ждавший нападок от более сильных и собиравшийся их отражать. И характер чувствовался тот же – дерзкий, готовый вспыхнуть и до последнего стоять на своем. Добавилась только некая проницательность, словно Вик теперь видел больше, чем ему показывали.

Сергей кивнул.

– Привет.

Даже мысли не возникло подойти и по-дружески похлопать по плечу, обнять или пожать руку. Да, долго не виделись, да, когда-то были приятелями, что с того? Само существование Вика отравляло жизнь, но до сих пор оставалась надежда. Теперь же, когда он пришел…

– Ему заказали картину на конкурс, – Мира вскочила и вставала между ними, – Вик уже прошел планетный отбор, выиграл первый тур, теперь будет представлять нашу федерацию на общемировом конкурсе. Если победит, то не только он станет знаменит, а все наше искусство получит известность и в целом рванет вперед, произведения вырастут в цене, увеличится туризм…

– А если оставить глобальный масштаб и сообщить цель визита? – Сергей остался стоять на месте.

Припомнилось: «Мне не нравятся выставки. Вообще, искусство – не мое». Ага.

Мира оглянулась на Вика:

– Расскажи о картине.

Сергея словно ударило.

– Тебе он уже рассказал? – Взгляд пробежал по кровати, коснулся каждой поверхности в комнате.

Изменений не видно. Любопытно: как давно пришел гость?

– Он позвонил. Я пригласила.

Странно. Она могла пойти к нему или встретиться на нейтральной территории.

– Может быть, присядем? – Потянув за руку, Мира насильно усадила Сергея в освобожденное собой кресло.

Гость опустился на прежнее место. Мира осталась стоять между ними. Собственно, оставаться без движения она сейчас не могла, и ее стало носить по комнате.

Сергей хмуро бросил:

– Пригласила? Зачем?

– Из-за тебя. Расскажи, Вик.

«Вик». Вот так. Легко и спокойно. «Вик».

– Собираюсь писать триптих, – начал тот, кого назвали по имени – и этот факт сказал больше, чем все, что здесь говорилось, говорится и еще скажется. – Это концептуальная вещь, удар по насажденной морали. На первой картине красота проходит через пар, она не видит границ и не встречает препятствий. На второй она ступает по кристально-прозрачному льду, который отражает и многократно умножает красоту, холод подчеркивает и выпячивает ее, вызывает у зрителей эмпатию, заставляет сопереживать и желать ее всей душой. На последней неповторимая сказочная красота тонет в воде – столь же прекрасной и чистой.

– Понимаешь замысел? – Мира не находила себе места, кружила вокруг обоих, но надолго не удалялась от искрившей линии фронта, от ничейной земли, на которую в любой момент могут хлынуть армии варваров и уничтожить как будущее, так и настоящее. – Красота индивидуальна, и водные принципы, сколь бы ни были хороши внешне, уничтожают ее.

– Усреднение привело к эрозии мира, который мы строили столько веков, – продолжил за ней Вик. – Оказалось, что все – ложь. Правду отринули ради удобства, гонка за наслаждениями превратилась в побег от духовности. Цивилизация идет в никуда, причем у этого «нигде» есть адрес. Я уже написал «Путь в никуда» – прямолинейный и потому безумно жуткий. Его не приняли к рассмотрению. Новым триптихом я хочу донести идею до максимальной аудитории. Если это получится…

Сергей перебил:

– Красоту будет олицетворять Мира?

Вот, значит, что: у него просят разрешения. А с другой стороны – ведь могли не спрашивать. Это в случае, если бы решили, что он не согласится. И если он сейчас откажет…