Живые тридцать сребреников

Для властей он стал опасен вдвойне: старыми картинами, как талантливый художник-противник существующего порядка, и новой деятельностью в качестве «так называемого чародея и предсказателя», как о нем писали в инфомире с подачи комиссаров. Однако, отторжения, на которое рассчитывала антипропаганда, не получилось, история «плачущей картины» ежеминутно обрастала сотнями новых мифов, и понимание, что батюшку Виктора скоро отправят «на лечение», после которого он от всего отречется, висело в воздухе.

– Мне нужно исчезнуть, – решил он. – Тогда никто не пострадает.

– Как исчезнуть? – не поняла Мира.

– В прямом смысле.

– А что ты видишь в будущем? – Она осеклась: разве можно обратиться к батюшке как к прежнему приятелю, на ты?! – Простите, батюшка…

– Ничего, Мира, я понимаю. В первую очередь ты видишь во мне друга, и это хорошо. Будущее неопределенно, каждый раз я «вижу» разное. Для людей во всех мирах будет лучше, если я исчезну до того, как мой разум возьмут под контроль и заставят говорить то, что я никогда не скажу сам. Властям нужно мое покаяние в ереси и проповедь водных принципов. При следующем визите гвардейцев все это случится.

– Почему же они медлят? – Пришедшая следом мысль поразила:– Неужели чего-то боятся?!

– Меня не тронут еще некоторое время, на это есть причина. Промедление противникам выгодно стратегически, их цель – не я, а христианство в целом. В комиссии по здоровью у нас есть свой человек, он по возможности играет на опережение: удаляет доносы и заявления, знакомит пришедших к Богу друг с другом и направляет людей туда, где им могут помочь. Он сильно рискует. В последнем сообщении сказано, что в отношении меня разработан план, я стал центральной фигурой большой игры. Какой именно – неизвестно. – Батюшка Виктор тяжко вздохнул. – Но я это «увидел». Мне специально дают время. Комиссия ждет, когда я наберу вес в галактической христианской общине, и тогда меня, как независимое от властей авторитетное лицо, используют для удара по неприемлемому для власти мировоззрению.

Мира почувствовала, как наворачиваются слезы.

– Чудовищно!

– Не будет меня – не будет того, о чем я рассказал.

Но…

Невероятно.

– Самоубийство?! – не поверила Мира.

Христианин не имеет права даже думать о худшем из грехов.

– Что важнее для мира: потерять одну душу или спасти миллионы?

Вспомнилась «Слеза ребенка в обмен на счастье человечества» древнего писателя-философа, следом всплыл в мозгу иезуитский девиз «Цель оправдывает средства». Каждый, конечно, выбирает по себе, но лучше не допускать, чтоб пришлось выбирать. Выбор страшен.

– Это невозможно. Так нельзя. – Комок в горле не давал говорить. Мира не могла поверить, что батюшка Виктор может так поступить. – Это… просто нечестно.

– Другого выхода я не вижу.

– Не может быть! Я что-нибудь придумаю!

Батюшка Виктор отвернулся. У него в глазах тоже блестело.

На маяк Мира летала почти ежедневно, а ночевала в родительском доме. Мама работала медиком в восстановительном центре для раненых и замерзнувших – в такой же много лет назад привезли умиравших Миру, Вика и Сергея после злосчастного дня рождения. Экстренных ситуаций на обслуживаемой территории случалось мало, в основном мамина работа состояла в коррекции боди-мода у желавших подправить внешность. Папа работал многофункциональным инженером во всепланетной техподдержке – подо льдом, на льду и на орбите не было ничего механического или электронного, в чем он не разбирался бы.

Кроме шлюзов. Межзвездные порталы функционировали в автоматическом режиме, питались от ближайшей звезды и, как вся новая техника, обслуживали себя сами. Папе забот хватало и на Калимагадане, почти везде требовалось присутствие живого специалиста. Техника – она бездушная, и даже та, что, как считается, умнее человека, в нелогичных ситуациях ведет себя как любая техника – впадает в ступор или перегорает. А нелогичного в мире не меньше, чем логичного, просто для тех, кто не ремонтирует зависших стальных умников, это не так заметно.

Сейчас папа работал вместе с отцом Сергея – по требованию природоохраны разбирал остатки древнего ковчега. За прошедшие века вмерзшая в лед металло-композитная конструкция обветшала и представляла опасность для туристов – любителей почувствовать себя в шкуре первых колонистов. Один из двух ковчегов для этой цели восстановили в первоначальном виде, туда водили экскурсии, внутри проходили уроки истории родного края. Второй, более древний, сохранился гораздо хуже, его решили утилизировать. Часть оборудования передали в музеи разных планет, сейчас роботы под управлением службы техподдержки и под надзором природоохраны растаскивали на части самый громоздкий блок – жилой модуль. Пару прилично сохранившихся анабиозных камер папа, несмотря на ворчание мамы, привез домой. «Пусть им сотни лет, – сказал он, – но я гарантирую, что смогу восстановить до рабочего состояния. В крайнем случае, из двух соберу одну».