Живые в эпоху мёртвых. Дилогия

Иваницкий лежал на боку и разглядывал профиль Гали на фоне лунного света. Она спала, слегка посапывая во сне, её губы были приоткрыты совсем по-детски. Это выглядело так мило и непосредственно. Галя лежала рядом с ним, как доверчивый котёнок. Даже не верилось, что утром это нежное существо превратиться в настоящую львицу. Он пощекотал самый кончик её носика, от чего она смешно сморщилась и закрыла лицо рукой. Володя улыбнулся и, перекатившись на другой бок, встал с кровати. Холодные половицы обожгли ноги. Он и забыл, что обе козьи шкуры лежали с Галиной сторон. Подпрыгивая на цыпочках, он как можно тише направился в большую комнату. Проходя через шторы из деревянных висюлек, он услышал сонный голос за спиной:

— Ты куда? Случилось что-нибудь?

— Нет. Спи, малышка. Я покурить.

Галя сонно забубнила себе под нос что-то вроде: "Можно и здесь". Иваницкий уселся за широкий дощатый стол. В доме стало заметно холоднее. Огонь прогорел, не осталось даже искорок на серой горке пепла и чернеющих головешках. Пахло золой и деревом, слабый оттенок дымного аромат смоляных поленьев ещё витал в воздухе.

Володя взял со стола тот самый кортик, подаренный его новой соратницей, и вытащил его из чёрных ножен. Нет, он не ошибся, от серого матового лезвия, тускло мерцающего в лунном свете, веяло смертью. Той самой настоящей ледяной скиталицей, после которой все остаётся холодным, немым и статичным. Ночь — это время для такого клинка. Кортик сам лег в руку, он хотел крови и боли, он хотел забирать жизни.

Пальцы сами пробежали по острой как бритва кромке. Лёгкий укол и на подушечках пальцев показалась кровь, такая горячая и живая, как антипод смертельному лезвию. Это разбудило Иваницкого по настоящему, оторвало от сладкой дремы безмятежности.

Перед глазами отчетливо и ярко вспылили улыбающиеся рожи безумных докторов. Прошедший день не ограничился показом фотографий и непонятных диаграмм, они потащили его в святая святых свое научного вертепа, где проводились опыты на людях.

Сначала он поприсутствовал на каком-то судьбоносном эксперименте. Трем бедолагам в металлических клетушках-обезьянниках одной из камер подвала ввели волшебные препараты, которые должны были сделать их венцом творения безумных докторов. Хотя только двое из них были людьми в привычном понимании. А самый первый, которого ему представили, был так называемой переходной формой.

Переходная форма вполне внятно разговаривала, знатно ругалась и весьма осмысленно крыла отборным матом своих мучителей. Морда этой образины уже теряла человеческие черты, челюсти и надбровные дуги заметно выдались вперед, рот превратился в пасть, наполненную острыми зубами, а длинные толстые ногти скоро должны были превратиться в звериные когти. Менгеле пояснил, что это реальный вампир, и все изменения в его теле вызваны особенностью диеты, которой он придерживался после прихода Большого Песца.

Двое других выглядели вполне обычными. Малахольного вида молодой мужик с редкой, но длинной бороденкой, истово крестился и призывал к покаянию. Последний из испытуемых был крепким смурным типом с замашками уголовника. Его темные, почти черные глаза, смотрели с усталой злобой пойманного хищника, который ведет себя смирно, терпеливо выжидая подходящий момент, когда еду доведется поквитаться за все сразу.

Во второй камере сидели два людоеда. Тоже две переходные формы — бывшие люди, но еще живые. Как пояснил Менгеле, с ними был третий, но они его съели. Людоеды были похожи на вампира из первой камеры как дальние родственники. Их роднили развитые челюсти, пасти и ногти, превращающиеся в когти, но в остальном людоеды отличались как от вампира так и между собой. Один был тощий и вертлявый, второй был грузный и неуклюжий.

В третьей камере сидело существо еще больше похожее на морфа, но по словам Доктора это был еще человек. Здесь он пояснил, что те кто потребляет человечину или пьет человеческую кровь изменяются не только физически, но также серьезно меняется их психика. Если сначала опытные образцы демонстрируют даже рост интеллектуальных способностей, резко улучшается оперативная память и аналитические способности, то в последствии их ждет безумие.

Через какой-то промежуток времени тяга к постоянному потреблению человечины становится для него непреодолимой, объект перестает себя контролировать и кидается на первую подходящую жертву. Докторов очень интересовал вопрос о том: сохранил объект интеллект, память и свою личность как таковую, но ввиду сложности работы с таким материалом, пока в этом вопросе они не продвинулись ни на миллиметр. Но все еще будет.