Живые

Проскочили автоматические стеклянные двери и оказались в большом помещении с высоким потолком. Лампочки в нем горели через одну, и в сумраке загадочными квадратами светились голографические мониторы. Ряды странных приспособлений, напоминающих бочонки, и почти у каждого – голограмма. Едва перешагнув порог, Эмма уставилась на одну из них.

Эмбрион! Совсем маленький человеческий эмбрион. Его лицо, руки и пальцы уже сформировались, но глаза все еще оставались закрытыми и слишком большими. Оттого он походил на какого-то сказочного персонажа. Карлика с огромной головой и такими же большими глазными яблоками, скрытыми полупрозрачными веками без ресниц.

Дитя было безобразным, но в этом его безобразии виделось странное и непонятное величие. Начало человеческой жизни. Начало мысли, начало действий – все дремало в зачатке в этом странном существе.

Эмма читала о новейших технологиях, она следила за новостями науки. «Живая плоть» – вот как называется способ выращивания живых человеческих клеток. Основан он на принципах клонирования. Эмма коротко поделилась своими знаниями. Ее слушали, разглядывая голограммы и тихонько переговариваясь между собой.

Вдруг Таис спросила:

– Слышите, что это за звуки?

Эмма прислушалась. Ну конечно, имитация сердцебиения. Все ведь должно быть по-настоящему, даже те звуки, что слышат дети. Наверняка им даже записывали человеческую речь, основы языка дети постигают еще в материнской утробе. Так странно, как это женщины раньше носили детей у себя в животах? От одной мысли об этом по коже пробегали мурашки. И вот это существо внутри ворочалось, двигалось, било по ребрам. А после вылезало из крохотного отверстия между ног, причиняя страшные муки.

Ни за что на свете Эмма не согласилась бы стать инкубатором для человеческого существа. И что только двигало женщинами? Почему они решались на эти муки? И ведь многие рожали не одного ребенка, а несколько. Ладно, в совсем древние, дремучие века не было средств предохранения, но уже позже, перед самой Эпохой Последствий, возможности избежать зачатия были у всех. И тем не менее люди рожали и рожали.

Объяснить это можно только одним – инстинктами. Как вот у дельфинов. Инстинкт оказывался сильнее доводов рассудка. Люди все еще находились в процессе эволюции, еще не до конца перестали быть животными. Потому и поступали как животные.

Еле заметный стук в кувезах казался монотонным и раздражающим. Но ведь как все продумано! Как совершенно! Эмма с удовольствием работала бы над такими вот технологиями. А приходится сидеть на Нижнем уровне и тратить время… на что? На какую-то ерунду.

Нет, надо обязательно разобраться в том, что происходит на станции!

2

Лон-12 появился внезапно. И опять бросились бежать. Эмма попробовала узнать правду от него, но, видимо, конкретно этот робот был запрограммирован только на заботу об эмбрионах в кувезах. До остальных детей ему не было никакого дела.

Опять бег, опять погоня. Это начинало сильно надоедать. Сколько можно убегать? Может, надо просто сдаться роботам и после поговорить с ними? Привести логичные доводы, потребовать, чтобы устроили встречу с людьми. Они же все-таки люди, и роботы должны им подчиняться!

Пересекая огромный круглый зал, Эмма отметила про себя, что диваны тут обиты искусственной светлой кожей, а на матовые стеклянные крышки журнальных столиков нанесены тонкие узоры. Современная лазерная технология, узоры должны чуть светиться в темноте и создавать голографическую подсветку пространства.

Этот зал, видимо, создан для отдыха. И еще он создан для людей, роботам-то ни к чему такие узоры и такие диваны. Роботы вообще не пользуются диванами. И голограммами не любуются. Им все равно.

На каждой ступеньке резиновое покрытие бежевого цвета. Торопливо поднимаясь по лестнице, Эмма не могла отделаться от мысли, что все в этих помещениях удобно и красиво. Третий уровень, созданный для людей, должен выглядеть именно так.

– Здесь тупик! – сообщил Илья, выбегая из какого-то коридора.

Эмма, поднявшись на галерею, остановилась, огляделась. Коридоры, галерея – все, как на Втором уровне. Тут по идее должны быть жилые каюты. Только людей в них нет.

Остальные ребята метались, как мухи в детской игре-бродилке. Федор велел убираться с галереи, предупреждал, что пятнадцатый близко. На мгновение, на одно мгновение Эмма подумала, что неплохо было бы тут спрятаться. Переждать, пока пятнадцатый уйдет, – забиться в какой-нибудь уголок и пересидеть. А после жить тут, в этих удобных каютах. Сидеть на этих диванах и любоваться игрой голографических линий, узорами, пролегающими на матовых столешницах. При потушенном свете с небольшой высоты галереи это наверняка окажется великолепным зрелищем.

Но мысли промелькнули и исчезли. Эмма уже бежала вслед за Колькой, и тот торопил ее и постоянно оглядывался.

– Не отставай, Эмма, – просил он.