Живый в помощи. Часть вторая .А помнишь, майор...

"Двадцатьчетверки" били куда попало, лишь бы затормозить приток духов к террасе. Вертолет Колобова со второго раза осторожно закрепился левой стойкой за верхнюю ступень террасы, но она была такая мягкая, да и борт, вибрируя, тонул в земле, отчего между несущим винтом и землей расстояние было около метра, и оно медленно сужалось. Спецназовцы по одному стали проползать в эту жизненную щель и волоком тащить за собой своих друзей, неизвестно, раненых или убитых. Бортач на карачках следил, чтобы винт не соприкоснулся с землей. Когда щель сокращалась да полуметра и проход становился смертельно опасным, борттехник орал: "Отход!" Колька соскакивал на следующую ступень в вихре пыли, летающих камней, песка, тучами разносящегося от лопастей несущего винта. Там вновь проход увеличивался между винтом и ступенью террасы до метра, и в него успевала протиснуться на борт следующая группа из четырех-пяти человек. Командир спецназа, капитан, и его зам, старший лейтенант, слегка задетые пулями, осипшими, но удивительно ясно различаемыми командами, руководили загрузкой. Вновь расстояние стало менее 50-ти см. Колька "спрыгнул" еще ниже, на следующую ступень. За ним его действия стали удачно повторять капитан Распутин, Неволин и другие. Последним прополз в адову щель командир спецназа и... несущий винт срезал ему со спины рюкзак. Но капитан успел. Винты почти слились с землей на расстоянии 10-15 см, когда затяжелевшие, набухшие вертушки, с трудом оторвавшись от ступеней террасы, уходили к дому. Смерть не успела догнать жизнь. Такие лики людей, спасенные братской солдатской рукой, мир может видеть только в воинстве Христовом.

На аэродроме в Гардезе при подсчете спасенных одного десантника не хватило. ...Забытый солдат сидел на крыше дувала с гранатой в зубах, пулеметом в правой руке и горящим факелом в левой. Он ждал, что за ним придут!

В момент загрузки капитан отдал приказ бойцу прикрывать, не сходя с этого места — солдат так увлекся боем, прикрывая своих, что сошел с указанной ему точки и его там не нашли. В тот момент капитан решил, что он добрался до одного из бортов самостоятельно. Контроль пофамильно при той загрузке был невозможен. Но десантник верил своему капитану, и тот пришел за ним. С первого раза сесть "духи" не дали. Они не ждали возвращения русских и молча кольцом подходили к сидящему на крыше солдату. Приземлившемуся первым на восьмерке Василию Демину "духи" из пулемета повредили бортовую гидросистему. Бортач, разрубив потолок салона топором, кое-как добрался и восстановил ее. Тогда Колобов просто завис над крышей дувала, и борттехник с командиром спецназа рывком затащили своего солдата на борт. После чего, паля из всех видов бортового оружия в круговом развороте, прикрывая подбитый борт, стали медленно уходить на базу. 24-ки, идя кильватерным маятником, прикрывали пушками и собой идущих впереди. Четыре борта шли по ущелью на солнце, не имея возможности из-за узкого коридора изменить курс. От полуденного марева и лобовых ослепительных световых лучей горизонт стал троиться, искажая истинное очертание вершины ущелья. Колька нервничал оттого, что не мог определить настоящую высоту и удаление от быстро надвигающейся стены. И вдруг... капитан Колобов задохнулся в резком всхрипе. На краю скалы с-т-о-я-л-а... его двухлетняя дочь! Колька в крике рванул ручку управления вертолета на себя для мгновенного набора высоты, чтобы перескочить ребенка. Под ним в это мгновение мелькнула смертельно приблизившаяся пустая каменистая вершина. Реальная, немыслимая, тысячная быль войны. Спасти Колобова и экипаж в ту смертельную секунду от неизбежного удара о скалу могло только Чудо. Для того Господь и поставил туда его дочь.

* * *

Все долго молчали. Смотрели в темное окно и без конца мысленно рвали на себя ручку вертолета. Непостижимы дела Твои, Господи! А что потом? А потом Коля все еще был на войне. В шесть лет дочка, гуляя с ним, вдруг посмотрев на него взрослыми глазами, сказала:

 — Папа, я хочу покреститься.

Они крестились все вместе в Храме Святителя Николая. Две недели спустя, после вывода спецназа с Хайркота, на "Скобе" была последняя баня, последний третий тост, последний взлет на север. Тогда мужики, полупьяные от налетевшего запаха России, от неверия, что они живы, прокладывали последний полетный маршрут. Виктор с похудевшим в том бою на шесть кг Николаем долго мучили полетную карту, пытаясь прочертить дорогу на Родину. В итоге по линейке получилось криво.

— Ладно,— успокоил Колобов,— я помню, где мой дом. Мимо России не пролетим!

Домой, мужики, домой! Где нас любят любыми. Время войны стремительно исчезало за хвостом "вертушки". На лобовое стекло "восьмерки" уверенно надвигалось время мира. Домой. Хватит разбрасывать косточки русских мужиков по чужим землям.

...Поезд облегченно и бесшумно ткнулся носом в чугунный буй питерского вокзала. Оставив вещи у Льва и наскоро перекусив, троица час спустя остановилась в нерешительности на дороге кладбища.

— Ну, и куда теперь?

Перед ними — три тропы.