Живый в помощи. Часть вторая .А помнишь, майор...

Возможно, это и было тем сигналом помощи свыше, из-за чего сила человека удесятерилась. Собаку перли под хирургический скальпель галопом на палатке, с которой сняли убитого сержанта и поочередно перегружали его на свои плечи.

Борька тихо скулил, да, похоже, не он один, когда через несколько часов овчарку уложили в санчасти на стол, а два часа спустя, боясь прикоснуться к забинтованному другу и поверить в чудо, Борис со всем полком целовали собачий хвост. Неделей позже, еще нетвердо стоящая на ногах саперша Бетта уже профессионально поглядывала в сторону гор.

...Вылетевшая пулькой соска от Борьки-второго влипла в затылочную "десятку" врача полка, капитана Миши. Тот, с полминуты безрезультатно поискав ее, заставил вздохнувшего Бориса достать последнюю. На войне все имена навсегда врезаются в память. Иногда это лица, поступки. Порой веселые случаи, типа застольного хохота: "А помнишь?..". Или заслуженно поднятый вверх большой палец. Сидевший рядом Миша был законно награжден этим жестом.

Тогда Мишку подняли ранним рассветным утром, долго расталкивая, а затем орошая его тело холодной водой.

— Миш, у КПП стоит понурый "дух" с такой же понурой лошадью, ничего толком сказать не может, лепечет только одно слово "дохтар" и без конца показывает дрожащими пальцами на кобылу.

Мишка, спотыкаясь и ежась мурашковым телом на пятой минуте, наконец, попал в штаны. Стылая поздняя осень старательно мешала залезть в ботинки. Стоявший на КПП старый дехканин, сутулый, с дрожащими губами уже молча, увидев врача, стал показывать на пах кобылы. Его глаза блестели от слез. Кобыле было лет шесть. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — у нее заболевание "по-женски". Мишка минут десять соображал, что у него по этому случаю есть соответствующее. Дух мусульманским взором утонул во взгляде врача.

— Заводи. Придешь через две недели,— вдолбил он на пальцах дехканину.— Но за исход не ручаюсь.

Старик отдал Михаилу уздечку, как последней надежде. Сам он приходил ежедневно и тихонько сидел довольно далеко от часового, с чалмой в руках, безотрывно глядя в сторону гарнизона.

Через десять дней он держал в мокрых от постоянно вытираемых глаз руках уздечку, надетую на морду капризно бьющей копытом подтанцовывающей кобылы. Капитан довольно долго провожал задумчивым взглядом часто оглядывающегося и кланяющегося старика. А ближе к весне его опять обливали для разбудки водой. У КПП стоял счастливый хозяин кобылы с кожаным сосудом, полным кобыльего молока. Мишка с друзьями обпились им за неделю вволю. А, может, случай с этой кобылой был началом той тропы к его главному духовному экзамену и более осмысленному в его пока недолгой человеческой жизни, когда Мишкину группу из десяти спецназовцев после суточного скитания "духи" основательно придавили в горах в центре Афганистана. Поставленная им трехсуточная задача была сорвана через несколько часов после выхода. Тогда они растворились, как обычно, ночью. Вляпались в нештатный случай ранним утром. Пути Господни неисповедимы. При начавшем жарить экваториальном солнце спецназ споро врезался в табунок овец и, главное, в пасущих их двух десятилетних ребятишек. Баранов полулежа распинали, пацанов повтыкали головой в землю и стали лихорадочно соображать, что с ними делать. Дети, чувствуя, что счет их жизни решают минуты, оцепенели и находились в том состоянии, какое бывает у сердца перед плахой.

Их оставили живыми, но путь следования и задача группы от этого были изменены. Пробная связь со своей базой ничего не разъяснила ни той и ни другой стороне. Теперь уже в группе было двенадцать человек. Пастушков, расставив через два десантника, кляпами и конкретными движениями лишили речи, и ходко потащили к себе домой. Но и "духи" к этому году войны умели уже многое. Вычислив по переговору улиточный квадрат, десантников вынудили сползать в безвылазную точку. За время подхода к этой пещере "духи" четырежды зависали на пятках. От них, не теряя скорости, отбивались зло и молча. После каждой скоротечной схватки количество бинтов убавлялось с прикладов и прибавлялось на руках, ногах, плечах, головах. Убавлялись патроны и гранаты. Пацанов (увы, война жестока) "выключили" из нормального физического состояния: оглушив, забросили в глухой кустарник. Повезет — выберутся. "Духи" шли след в след, дыша в спину. Найдя самую удобную для боя точку, спецназ заполянился "ромашкой", разделившись по двое для самоподрыва, чтобы, если что, не сдаться в плен. Пересчитали и поделили патроны и гранаты. Наспех зализали саднящие ноющие и кровоточащие раны.