Подойдя к казненному, рослый смуглолицый офицер, тот самый, который был здесь и во время первого приезда немцев, отдал ему честь как мученику-герою.
– Прикажете собрать людей, господин гауптштурмфюрер? – по-немецки спросил роттенфюрер Вергер, когда все солдаты возвратились к машинам.
– Зачем?
– Думаю, стоит произнести небольшую речь. Ведь, по сути дела, мы спасали местное население от лесных бандитов.
– Речью можно испортить всю операцию. Все, что можно было сказать этим людям, мы уже сказали. Где гроб для старика? Где сельские полицейские?
– Они предупреждены.
– Полагаю, вы объяснили старшему полицаю, что гроб нужно везти не сейчас, а после того, как он узнает, что здесь произошло? Узнает от самих односельчан.
– Уверен, что он и сам сообразит, – пожал плечами Вергер.
– В таком случае немедленно едем к нему. Нельзя полагаться на этого идиота. Больше всего мы рискуем именно тогда, когда полагаемся на таких, как он. Где журналист?
– Вон в том, крайнем дворе. Разговаривает через переводчика с женщиной. Партизаны застрелили ее сына-подростка.
– Негодяи, – нервно повертел головой Штубер. И роттенфюрер с удивлением отметил, что произнес он это совершенно искренне. Словно эти «беркутовцы» действительно были партизанами, а не людьми Магистра. – Журналиста ко мне не подпускайте. Я не хочу ничего комментировать. Меня все это не касается.
– Яволь, господин гауптштурмфюрер. Кое-что я объясню ему сам.
– Старайтесь объяснять как можно меньше. Пусть смотрит и делает выводы. Подробности мы с ним обсудим, как только вернемся в город.
Когда ввели Звонаря, в штабной землянке уже были Отаманчук, Мазовецкий и партизан, который пришел с Совой. Полонский понял, что собрались они неспроста, и оглянулся на Крамарчука, снова усевшегося на маленькой скамейке у двери. Должно быть, сейчас Звонарь очень сожалел, что не попытался бежать, покуда допрашивали Сову.
– Ну что, Звонарь, пришло время говорить правду, – произнес Беркут, глядя ему прямо в глаза. – Я понимаю: имея такую школу да еще после столь сложных заданий, которые вам приходилось выполнять, обидно погибать в каком-то партизанском лагере, где к тому же нет ни одного профессионального контрразведчика. Но ничего не поделаешь.
– Беркут, я ведь предупреждал тебя, что первое, на что пойдет Сова…
– Не раздражайте меня, Полонский, – перебил его Громов.
Услышав свою фамилию, Звонарь съежился и какое-то время изумленно смотрел на Беркута.
– Это клевета, товарищи. Я честно разоблачил предателя, провокатора, который мог бы…
– Мы знаем, что мог натворить агент гестапо Сова. Он сам рассказал об этом. Но рассказал и об агенте Звонаре, гауптштурмфюрере Штубере, фельдфебеле Зебольде, некоем Лансберге, по кличке Магистр, и многих других из отряда «Рыцарей Черного леса». Но это еще не все. Он полностью раскаялся в измене Родине и изъявил желание сотрудничать с нами. За это ему подарена жизнь. Мы не безумные убийцы и понимаем, что бывает грех, но бывает и раскаяние. Почему вы молчите? Отвечайте: каким образом вы должны были разоблачить Сову, чтобы укрепить свое положение в партизанском отряде? Уверен, что задумано не так бездарно, как вы сделали это сегодня.
Не успел Беркут закончить, как вдруг, уловив какое-то едва заметное движение Полонского, Крамарчук бросился к нему и мгновенно обыскал. Сбоку, из-за поясного ремня, он извлек небольшую финку с узким лезвием-пикой, передал ее Мазовецкому и, ничего не сказав, сел на свое место.
– Ты слышал вопрос? – воткнул финку в стол перед собой Мазовецкий. А потом, после нескольких минут общего молчания, вдруг придирчиво оглядел Звонаря, выдернул финку из стола и, подойдя к нему, приказал подняться. Тот встал.
Мазовецкий ощупал ворот его гимнастерки, клапаны нагрудных карманов, рукава, низ гимнастерки и снова ворот. Под ним, на изгибе, он все же нащупал небольшой комочек. Еще через мгновение, распоров ворот, вынул из этого комочка миниатюрную ампулку с ядом.
– Извините, господин Полонский, мою бесцеремонность, но так уж случилось, что в свое время мне посчастливилось проходить подготовку в немецкой школе диверсантов. Поэтому имеется некоторый опыт.
– Вижу, что имеется, – побледнел Звонарь и, ударив Мазовецкого головой в грудь, рванулся к двери. Крамарчук вскочил, чтобы задержать его, но, получив удар ногой в живот, упал.
Схватили Звонаря уже на поляне. Ожидавшие окончания допроса Федор Литвак и Клим Вознюк сбили его с ног и с помощью Крамарчука снова ввели в землянку.
– Ну вот, теперь нам объясняться значительно проще, – продолжал Беркут, когда все расселись по своим местам. – Повторяю вопрос: каким образом вы должны были разоблачить Сову? Это не имеет принципиального значения. Просто так, любопытствуем.
– При встрече должен был убить его этой финкой. Ударом в горло. Мотивация: Сова узнал во мне пленного и пытался убить.
– Это если представится такой случай?
– Было проработано несколько вариантов, – пробубнил Звонарь. – Подробности ни к чему. – А еще через мгновение, внимательно посмотрев на Беркута, спросил по-немецки: – Кроме вас, здесь кто-нибудь владеет немецким?