Живым приказано сражаться

Прошло около часа. Румыны и полицаи еще раз попытались атаковать партизан, но снова откатились со склона, оставив пять-шесть человек убитыми. Тем временем густой фиолетово-серый туман постепенно сливался с лиловочерными лесными сумерками, все надежнее укрывая партизан в их случайной крепости, и Беркут понимал, что медлить больше нельзя.

Первым пошел наверх Литвак. Ветер повернул дым от догорающего дерева на расщелину, заслонив ее от глаз осаждающих. Однако подняться по ней оказалось не так-то просто. Литвак дважды взбирался до самого карниза, за которым начиналась вершина, и дважды срывался, сползая по осыпи вниз.

В третий раз, приказав Вознюку и Колару прикрыть их, Беркут начал подниматься вслед за Федором. И только упершись уже у карниза в плечи Беркута, Литвак сумел наконец выбраться на вершину и залечь там.

– Что наблюдаешь? – сразу же поинтересовался Андрей.

– Небольшая площадка, убитый немец… Другой внизу, в ущелье.

– Хорошо. Сбрось автомат и патроны.

– Зачем? Поднимайтесь сюда, я помогу. Поднимайтесь, лейтенант.

– Потом, Литвак, потом. Сбрасывай автомат. Колар! – негромко позвал он. – Слышишь, Колар?

– Колар убит, – ответил Вознюк.

– Как убит?! О, черт! Ну что ж… Тогда ты, Вознюк. Наверх. Быстро!

Однако осаждавшие уже поняли, что происходит, и открыли огонь. Чтобы не оказаться под градом пуль, Беркут немедленно спустился, буквально свалился вниз.

Но как только вновь поднялся на ноги, прогремел выстрел, и подбежавший к нему Вознюк, цепляясь руками за каменную стену, начал оседать на тропу. Еще не понимая, откуда стреляли, Беркут затравленно осмотрелся и в ту же минуту услышал испуганный голос Литвака:

– Ложись!

И снова выстрел.

Только теперь Андрей заметил в трех шагах от себя, в распадке между камнями, плотную фигуру в короткой шинели.

«Рыжий! – скорее догадался, чем рассмотрел его Беркут. – Дополз-таки!»

Как оказалось, вторым выстрелом Литвак ранил полицая в руку. Тот выронил карабин, схватился за рану и все же разъяренно ринулся на Громова, пытаясь таранить его ударом головы.

Уже понимая, что к автомату ему не успеть, Андрей кулаком левой дотянулся до головы полицая, но рыжий сумел устоять и, не разгибаясь, выхватить из-за голенища нож. Лейтенант едва уклонился от удара, зато, проскальзывая под раненой рукой рыжего, успел сильно толкнуть его плечом в бок.

– Партизаны из болота ушли? – спросил он очумевшего полицая, уже навалившись на него. – Я спрашиваю: партизаны ушли?!

– Ушли, ушли! – понял наконец рыжий, чего от него хотят. – Но только недалеко! Все равно вам хана! Всем!

Просвистев прямо над головой, прошила занавес тумана еще одна пуля. Беркут резко оглянулся и увидел, что в метре от него оседает на землю другой полицай.

В то же мгновение, воспользовавшись тем, что лейтенант отвлекся, рыжий с силой оттолкнулся ногой от каменного выступа и сбросил его с себя. Однако подняться с земли ему не дал все тот же седобородый партизан, который только что успокоил подкравшегося сзади полицая. С силой опущенный приклад карабина буквально размозжил ему голову.

– Спасибо, старик, спасибо, родной, – пробормотал Беркут, подхватывая свой автомат. – Это вовремя. Что-то устал я в последние дни.

– Какой я тебе старик? – беззубо прошамкал седобородый, толкая его впереди себя в расщелину. – Мне всего-то сорок четыре года.

– Ну?! – изумленно уставился на него Андрей.

Несколько полицаев перебежками отошли за дальние валуны. Ни Беркут, ни сорокачетырехлетний старик не сделали им вслед ни единого выстрела.

– Вот так, браток, – продолжил старик, когда полицаи успокоились. – Расстреляли меня фашисты этой весной.

– Расстреляли?

Оба прислушались. Нет, кажется, несколько минут отдыха им все же подарят. Осаждавшие так и не поняли, что партизан осталось только трое, и все еще не решались штурмовать их горную крепость.

– …Вместе с двадцатью другими расстреляли. Ты никогда не видел мертвеца, выползшего из могилы? – вдруг улыбнулся он, приближая свое лицо к лицу лейтенанта и обнажая беззубые изувеченные десны. – Можешь полюбоваться. А заодно спроси, почему я не сошел с ума.

Справа и слева от них одна за другой разорвались гранаты. Осколки зловещим градом осыпали края расщелины, посекли прикрывавший их валун и вызвали целый камнепад по обе стороны пристанища.

– Сейчас они снова полезут, – еле сдерживал все время душивший его кашель седобородый. – И тогда – все.

– Поднимайся наверх. Я прикрою. Станешь мне на плечи.

– Что, даришь жизнь? – снова беззубо осклабился седобородый. – Не откажусь. Однажды побывавший в могиле больше туда не попросится.

– Брось свои дурацкие пророчества. Литвак! – негромко позвал он, всматриваясь в вершину перевала. – Ты слышишь меня?! Литвак!

Ответа не было.

– Неужели ушел? – удивленно посмотрел Громов на седобородого.

– Мог и драпануть, дело такое.

– Не мог он драпануть. Этот не мог. Литвак!

Оттуда, сверху, сначала послышался какой-то странный вскрик, а потом донеслось едва слышимое:

– Здесь. Ранен я.

– Как же тебя, Литвак? Когда? – занервничал Беркут. – А ну быстро наверх! – приказал он седобородому. – Перевяжешь его. Пошел! Я – за тобой.