Живым приказано сражаться

Громов знал, что в последнее время Иванюк несколько раз связывался с Большой землей по рации, имеющейся в небольшом отряде Корчака, базирующемся в соседнем районе, и тоже просил прислать в свой отряд радиста. Кстати, после одного из таких сеансов он под большим секретом сообщил, что в штабе партизанского движения очень интересуются им, Беркутом. Там, оказывается, уже слышали о таком «партизанском лейтенанте» от Корчака, имели сведения о нескольких его операциях, поэтому просили немедленно выяснить, откуда он взялся, настоящую фамилию, действительно ли в совершенстве владеет немецким, сколько людей в группе…

Тогда Громов не придал этому запросу особого значения. Он понимал: группа появилась неожиданно, командир владеет немецким… Это не могло не насторожить людей из Украинского штаба партизанского движения, да и контрразведку тоже. Понимал он также, что Центр, как называл этот штаб Иванюк, очевидно, просил его подробно охарактеризовать Беркута. Хотя Иванюк и скрыл это. Вспомнив обо всем этом, Громов подумал, что, возможно, один из парашютов принадлежал именно тому радисту, которого Центр, наконец, решил направить в отряд Иванюка. А может, и в его группу. Почему бы и не в его? И оружие, взрывчатки пытались подбросить, да только опоздали. Впрочем, операция немцев началась неожиданно… Предупредить Центр было невозможно.

Пришел бы этот чертов Панащук! Вдруг он хоть что-нибудь сообщит о десантниках. Хотя нет, он не сможет прийти. Зная, что в лесах столько немцев и полицаев… Не рискнет. Конечно, не рискнет – и правильно сделает. Разумнее переждать.

50

У скалы Панащука не оказалось. Взобравшись на вершину ее, где когда-то любил устраивать свой наблюдательный пункт Крамарчук, Андрей несколько часов провел там в ожидании полицая, внимательно осматривая при этом дорогу и прицениваясь к оцеплению, которое немцы предусмотрительно выставили не по кромке леса, а по ту сторону дороги, чтобы партизанам труднее было прорываться. Не появился Панащук и после обеда, и Громов понял, что дальше ждать бесполезно. Однако возвращаться к своей землянке ему тоже не хотелось. Он решил дождаться здесь ночи, прорваться на окраину Залещиков и уже оттуда пробираться полями к соседнему лесу.

Полицаи из оцепления вели себя довольно тихо, до Андрея лишь несколько раз долетали отдельные голоса. Лес тоже глушил в своих чащобах всякие звуки, кроме беззаботно-ангельских птичьих голосов. Убаюканный этой обманчивой тишиной, Громов неожиданно для себя уснул, словно провалился в небытие. А проснулся оттого, что еще во сне явственно услышал немецкую речь.

– Ганс! – донесся до его сознания громкий басистый голос. – Ходят слухи, что ты был первоклассным альпинистом. Не хочешь ли прогуляться на этот Эверест?

Громов открыл глаза, лихорадочно нащупал лежавший рядом автомат и, придвинув его к себе, замер, уткнувшись носом в густой, порыжевший под палящими лучами солнца мох.

– Ты бы сам взобрался. Пора сгонять жиры, нагулянные по пражским пивным.

– Отставить лишние разговоры, – вмешался властный голос, принадлежавший, очевидно, офицеру. – И помните: у лесной дороги – заставы полиции. Не перестреляйте их. Все полицаи в форме. Пароль – «Лесной пожар». На немецком. Надеюсь, русские выучили его. Всех, кто не в форме или в форме, но не знает пароля, – задерживать! Рядовой Штиммерман, возьмите катушку и поднимитесь на этот холмик. Вот мой бинокль. Обзор оттуда, думаю, километра на два. Обо всем замеченном немедленно докладывать. Я буду в машине, у шоссе. Бегом за катушкой. Всем остальным – максимум внимания. Идти, не открывая стрельбы и не разговаривая. Обращайте внимание на следы ног, погасшие костры, свежесрубленные ветки, на все подозрительные места. Помните, что на ветках могут зависать остатки парашютных строп.

«Обстоятельный инструктаж, – скептически ухмыльнулся Громов, стараясь не терять самообладания. – Я тоже хорош: нашел убежище!»

Но теперь придется действовать, исходя из обстоятельств, – он это понимал и лихорадочно пытался проанализировать ситуацию.

«Немец, конечно, будет взбираться по самому доступному склону. Где именно? Ага, слева от меня. Если там, внизу, никого не будет… если офицер уйдет… его наблюдателя можно сбить уже здесь, у вершины, и быстро спуститься. Если же офицер останется у подножия – попытаюсь спуститься со стороны дороги. Круто, высоко… Могут заметить с машины».

– Быстрее, рядовой, быстрее!

Цепь ушла, но офицер все еще здесь. Один? Неужели будет торчать, пока этот Штиммерман не вскарабкается на вершину? Какой смысл? В машине у него пункт связи. Он должен быть там. Снять бы. Но сейчас его можно только пристрелить. А это – бой, из которого ему, Громову, не выйти.

Да, если офицер останется здесь, выход один: сбить рядового, открыть огонь по офицеру – и уходить… не к дороге, а в лес. Вслед за цепью карателей.