Живым приказано сражаться

– Захватил оружие, патроны, документы… Боюсь, что все это очень скоро ему пригодится.

– Прикажите, пожалуйста, доставить этого отставного солдата ко мне. Не в гестапо, а сюда, в крепость. Со штурмбаннфюрером Роттенбергом я договорюсь сам. Кстати, гестапо получило те же указания относительно моей группы, что и ваш абвер. – «Ваш абвер» Штубер произнес таким тоном, словно речь шла о чем-то не стоящем внимания. – Надеюсь, у них есть кого вешать и без этого древнего старца?

– Планируете какую-то операцию против Беркута? – осторожно поинтересовался подполковник.

– Планирую. Старик может пригодиться.

Подполковник молча кивнул. По тону ответа он понял, что подробностей пока не узнает. Ну что же, он не настаивает.

– Да, с чего это ваш пленник вдруг оказался таким разговорчивым? – спросил Штубер, когда Ранке уже ступил на лестницу. – Меня интересуют мотивы.

– Знаю только, что ни одно из представленных им сведений использовать против Беркута мы не сможем. В доме у старика тот не появляется с марта. Мы следили. А ждать, когда из него начнут выжимать ответы, старику нет смысла.

– Логично, – согласился Штубер. – Хотя логичность в таких делах всегда настораживает.

2

Войдя в башню, старик остановился у входа в темное смрадное подземелье, но конвоир подтолкнул его к ступеням, ведущим на второй этаж. Лесич изумленно посмотрел на него, потом на ступени, которыми ему теперь нелегко будет подниматься, и перекрестился. Может, обрадовался, что не в подземелье, а может, из страха перед тем, что ждет его наверху. Он знал, что идет на смерть. Но знал и то, что люди придумали тысячи смертных мук. И неизвестно еще, какую именно уготовили ему.

Сквозь бойницу ударил в лицо луч предзакатного солнца. От неожиданности старик зажмурил глаза, а когда открыл – слева от нее увидел стройного, плотно скроенного немецкого офицера, который, держа руки на пряжке ремня, смотрел на него невозмутимо и почти сочувственно.

Лесич отвел взгляд, вздохнул и, не дожидаясь разрешения, устало опустился на стоявший рядом стул.

– Ты действительно был солдатом?

– Что? – настороженно поднял глаза Лесич.

– Я спрашиваю: был ли ты солдатом, старик? – не резко, но достаточно твердо переспросил Штубер.

– А, солдатом… – задумчиво повторил Лесич. – Мне семьдесят пять лет. Но когда-то служил. В царской. В Первую мировую.

– Все офицеры царской, естественно, были негодяями?.. Надеюсь, большевики сумели убедить тебя в этом?

– Там были разные офицеры, – пожал плечами старик. – Уж где-где, а на фронте повидал.

«А держится он в свои семьдесят пять неплохо, – подумал Штубер, наблюдая за выражением его морщинистого лица, – волевой и, пожалуй, довольно неглупый человек. Такого следует использовать».

– Тогда ты, наверное, согласишься, что и в нашей армии тоже есть разные офицеры? Как и во всех армиях мира. Стало быть, есть офицеры, на слово которых можно положиться.

– Оно-то так. Да только пули у всех у вас одинаковые. Свинцовые.

– Пули… – холодно усмехнулся Штубер. – Что ты знаешь о пулях, старик? Не пригласи я тебя сюда, быть бы тебе сейчас в гестапо. Атам пулю выпрашивают, как милость Божью. Потому что к ней нужно пройти через ад. Но я не требую благодарности. Я пригласил тебя как старого солдата. Но хочу, чтобы ты тоже не забывал, что перед тобой офицер. Ты хорошо знаком с Беркутом?

– Да, – мрачно ответил старик. – Но где он сейчас – этого я не знаю.

– Допустим… Не бойся, я не стану требовать, чтобы ты вел нас на его базу. Хотя в гестапо ты заговорил бы и о ней. Как думаешь: Беркут из кадровых?

– Он никогда не рассказывал о себе.

– Но ведь ты же опытный солдат. Неужели не сумел различить в нем кадрового офицера? Не поверю в это.

– Знаю только, что это настоящий фронтовой офицер.

– Фамилии своей отцовской он не называл?

– Нет.

– И правильно делал. А не говорил ли тебе когда-нибудь Беркут о том, что в 41-м он был комендантом одного из дотов?

Старик удивленно посмотрел на Штубера и покачал головой.

«Врет, – понял Штубер. – О доте вспоминал. Значит, это тот самый… Громов. Неужели он? – Сначала Штубер считал, что это кто-то из окруженцев, узнав о подвиге Громова – Беркута, присвоил себе его кличку. Чтобы воспользоваться славой. Но внешность, внешность… Описания полностью совпадают. Неужели он так долго продержался?»