Живым приказано сражаться

Еще через пять минут, в очередной раз выглянув из калитки, Громов увидел, что ко двору тоже подъезжает машина. Фельдфебель уже открыл дверцу, чтобы спрыгнуть и приказать солдатам оцепить двор, но, заметив капитана, замешкался.

– Что происходит? – воспользовался этой паузой Громов.

– Облава, господин капитан. Вылавливаем партизан, большевиков, евреев и окруженцев. В доме все в порядке?

– Только что оттуда доносилась какая-то стрельба, – кивнул Громов в сторону долины. – Поезжайте, выясните, что там случилось.

– Яволь, господин капитан. Поезжай, – приказал фельдфебель водителю.

– Придется вам действительно заквартировать у меня, господин капитан, – вполне серьезно сказал Залевский, наблюдавший за этой сценой из глубины двора. – Лучшего охранника нам не найти.

– Но все еще как-то страшновато, – признался Громов, думая о своем. – Нет уверенности. Чувствую себя слишком скованно.

Его так и подмывало пройтись в форме по поселку, подъехать на попутной в город… Однако отважиться на это он пока не решался. Нужно было привыкнуть к форме, к языку команд, нужны были надежные документы.

Где-то через час появился Казимир. Он устал, мундир пропитался потом. И злой был, как черт.

– Проклятые швабы, – возмущался он. – Как только мы въехали в лес, они начали по очереди оживать. Тот, которого мы свалили первым, чуть было не выпрыгнул с подводы. Бросился на меня. Можешь ты, лейтенант, представить себя везущим по лесу троих по очереди оживающих мертвецов?

– Ты мужественный человек, Казимир. – Так уж получилось, что они сразу перешли на «ты», и Громов не желал изменять форму обращения.

– Мы здесь тоже пережили несколько «приятных» минут, – заметил старик. – Немцы затеяли очередную облаву. Если бы не «герр капитан», нам пришлось бы плохо. Во всяком случае фашисты могли бы хорошенько перетрусить весь дом.

– Ничего, главное, что все позади. Кстати, где Янек? Позови его.

Как только парнишка появился, Казимир тотчас же, в присутствии Громова и Владислава, отвесил ему два подзатыльника, да таких, что у того выступили слезы.

– Ты мог погубить всех нас! – заорал на него Казимир. – Сколько раз я говорил тебе, чтобы не шлялся днем с пистолетом в кармане?! Это тебе не игрушка! Уже сейчас ты был бы в гестапо. А завтра тебя бы повесили. Скажи спасибо лейтенанту. Если бы не он…

– Брось, Казимир, – вступился за парня Громов. – Зачем так? Парню ведь неудобно.

– Ничего. Лучше пусть я сам сверну ему шею, чем это сделают швабы. Никто не говорит, что нельзя рисковать. Но ведь нельзя же попадаться на собственной глупости.

Он хотел еще раз дотянуться до Янека, но Громов, улыбаясь, перехватил его руку.

– Это уже не по-командирски.

– А кто тебе сказал, лейтенант, что я по-командирски? – огрызнулся Казимир. – Впрочем, ладно… Что тебе объяснять?

– Тут, понимаешь, какая штука, лейтенант, – объяснил за него старик, только уже значительно позже, вечером, когда Громов и Казимир собирались идти в деревню. И сделал это так, чтобы не слышал Казимир. – Дело в том, что Янек – сын майора.

– Казимир действительно в звании майора? – несколько некстати уточнил Андрей.

– Да, конечно, конечно. Как бы мы с вами ни относились к нему, но, судя по всему, в польской разведке его ценили.

– И Янек действительно его сын?

– Мать Янека была моей младшей сестрой. На подробностях их отношений с Казимиром я не останавливаюсь, тем более что она умерла. Но с тех пор, как это произошло, парнишка оказался без присмотра. Вот Казимир и волнуется за него. Он и по отношению к тебе был таким агрессивным только потому, что боится за сына. И вообще, если фашисты раскроют эту квартиру, мальчишка останется бездомным. У самого Казимира, конечно же, есть запасная явка. И, наверно, не одна, просто я о них не знаю – он скрывает. А вот куда деваться парню?

– Да… История… Янек-то хоть знает, кто его отец?

– Нет, Казимир запретил говорить ему об этом. Хотя… может быть, парнишка и догадывается. Они ведь очень похожи – не обратили внимания?

– Пожалуй, какое-то сходство есть. И теперь я понимаю, почему Казимир не желает, чтобы Янек шел с нами.

– У вас-то детей, очевидно, еще нет?

41

Вторые сутки Готванюк почти не выходил из дому. Он просто боялся смотреть на могилу, боялся показаться на глаза односельчанам. Теперь он боялся всего, кроме смерти. Как он умолял офицера, чтобы тот расстрелял его вместе со всеми! Отчаявшись, он даже пытался прыгнуть в яму живым, но солдаты перехватили его.

Еще вчера Готванюку казалось, что он сходит с ума. Что обязательно рехнется. И Готванюк ждал этого. Покончить жизнь самоубийством ему пока не хватало мужества, и сумасшествия он ждал, как спасения. Но оно не приходило.