Жизель до и после смерти

«Лидочка, родная моя, сегодня получив твои письма, сразу четыре, и посылку, которые путешествовали за мной в Польшу, а потом назад, пока не встретили по дороге. Я сразу открыл посылку и сел с шоколадной конфеткой во рту читать твои письма. Мне хотелось плакать и смеяться, но с шоколадом во рту это делать затруднительно, поэтому я просто наслаждался и конфетой и ощущением, что ты рядом. Так живо я представил все, о чем ты пишешь! Особенно «то, что было в Дудергофе и потом на Караванной», то, что ты так хочешь, что мне стало уже не до шоколада. Лишь потом, придя в себя от грез, в которые повергли меня твои письма, я перечитал их внимательно еще раз и рассмотрел все, что так любезно выбрал мне приказчик из Гостиного двора. Спасибо, дорогая моя, теперь, надевая эти вещи, которые мне действительно чуть велики, я буду думать о том, что ты так хорошо помнишь мои размеры! По поводу твоих волнений за мою жизнь могу только сообщить, что они напрасны, так как я не бываю даже в районе боевых действий, моя задача — оценить разрушения, которые принесли эти действия и по возможности восстановить разрушенное. Поэтому будь спокойна за меня, тем более, что я не менее сильно, чем ты, хочу вернуться, чтобы наконец сделать тебя своей женой. В этом наши желаниясовпадают. Я люблю тебя, люблю, люблю! Что же касается твоих рассуждений относительно измены, я полностью согласен с тобой, что страшна не измена, страшен обман. Если бы я тогда в Париже узнал, что ты любишь все-таки Гурского, то смирился бы с этим и радовался твоему счастью, радовался с кровоточащим от страдания сердцем. Но я всегда был уверен, что ты никогда не будешь обманывать меня и его, сохраняя обоих у своих ног. Что же касается истории о твоей простушке Жизели, то она не так проста, как кажется, но я расскажу тебе об этом в следующем письме, так как в мечтах о тебе и наслаждении шоколадом пролетело время отдыха и пора отправляться к следующему разрушенному мосту, чтобы посмотреть, нельзя ли его как-нибудь восстановить. Нежно целую тебя (так, как в Дудергофе), моя Фея Шоколадных Конфет!»

Андрей умалчивал в своих письмах о том, что мосты теперь, как правило, приходилось не ремонтировать, а наводить новые, самые простые, деревянные, и чаще — под обстрелом, Андрей же не привык посылать солдат под пули, отсиживаясь сам в укрытии, и принимал в этом деятельное участие. Но пока любовь берегла его и был он без единой царапины. Письма он получал сразу по несколько штук, когда они находили его, тут же садился писать сам и, пока была возможность, писал каждый день. Так переписка шла весь пятнадцатый год.