Жизнь

— Мы? — Катя заглянула ему в глаза. — Я огорчу вас. Я ведь помню, что мы хотели ехать в театр, но моя тётя больна, и мы все отправимся сегодня к ней на весь вечер.

Варгутин никогда не слыхал ни о какой тётке.

— Больна? Какая тётя?

— Мамина двоюродная сестра, старушка, вы её не знаете… она у нас редко бывает… но перед свадьбой… я бы хотела, Пьер, у всех побывать, у всех своих, чтобы не говорили, что я горжусь.

— Да, уж и то говорят, — перебила мать несколько путавшуюся Катю, — говорят, что мы подцепили себе богатого зятя, так и занеслись.

Как всегда, пошлость будущей belle mère [2]сразу подрезала у Варгутина всякую охоту разговаривать, и он встал из-за стола.

— Сейчас уезжать, или можно выкурить сигару? — спросил он, улыбаясь, Катю.

— Ах, конечно, курите, мы не спешим.

В это время в прихожей раздался громкий звонок. Катя вздрогнула и кинула взгляд на мать. Комкова встала и поспешно вышла в прихожую, а Варя, сидевшая в стороне с книгой, вдруг громко и неестественно расхохоталась.

— Кто это звонит? — как-то глупо, не обращаясь ни к кому собственно, спросил Варгутин.

Катя, вся красная, что-то горячо и резко выговаривала Варе. Старик Комков, пережевав последний кусок, проглотил и, медленно утираясь салфеткой, ответил, хихикая:

— Много будете знать — скоро состаритесь. Вот женитесь, будете понимать женские перевёртки, а теперь трудненько вам… трудненько!

И, посмеиваясь, он ушёл в свою комнату.

В прихожей кто-то глухо и быстро говорил, слышался мужской смех, звякнули будто шпоры и вновь хлопнула дверь.

Комкова появилась обратно и вдруг затараторила о совершенно посторонних предметах. Пётр Николаевич скоро простился, уехал домой и сел у топившегося камина. Глядя на фантастический грот горевшего угля, неясные мысли бродили в его мозгу, несознанная тревога сжимала его сердце.

— Это же пустяки, пустяки, моя фантазия! — шептал он, останавливаясь у стола и барабаня по нём пальцами. — Неужели всё ложь? Меня выпроводили как лишнего, грубо, без церемоний!.. Чьи же шпоры звенели?.. Мальчевского?.. Того самого нахального богача-юнкера, которого он просил, ради приличия, не принимать в дом своей невесты?..

Он подошёл к окну, открыл форточку. Резкий ночной холод ворвался в комнату. Деревья сквера, на противоположной стороне улицы, стояли, как бы покрытые фосфорической пылью. Полный месяц медленно плыл по тёмному небу. Засыпавший город досылал к нему смутный гул замиравшей жизни. И вдруг боль сомнения захватила с такой силой его сердце, что он пошатнулся и, не думая уже больше бороться с сомнением и ревностью, захлопнул форточку, схватил шляпу, перчатки, вышел на лестницу и позвонил у своей двери, чтобы её заперли за ним.

Выйдя на улицу и вдохнув грудью воздух, он несколько успокоился. Перед ним развернулась нескончаемая вереница электрических огней. Белый тротуар с блестящей искрой бежал из-под ног серебряной лентой, бесшумно скользили сани. И он вдруг бессознательно протянул вперёд руки и чуть не крикнул: «счастья! счастья!» Вскочив в первые попавшиеся сани, он поехал к Комковым.

На его звонок ему отворила Варя и остановилась в прихожей, глядя в упор на его бледное, взволнованное лицо.

— Вы дома?

— Как видите! — отвечала она без улыбки на наивный вопрос.

— А Катя… мама… ещё у тёти?

— Никого нет дома, — уклончиво глухо отрезала девушка.

Варгутин снял шубу, шапку, сбросил калоши, сам запер за собою входную дверь и вдруг, вернувшись, взял Варю за обе руки.

— Где Катя?

Глаза девушки широко открылись, в них мелькнул страх, затем злость; она вырвала руки и повернулась к нему спиной.

— Я почём знаю! Вам сказали.

Варгутин положил руку на плечо девушки.

— Варя!

В одном этом слове было столько муки, мольбы, такой страх, что девушка подняла на него глаза и с выражением тоски на всём своём умном, красивом лице молча прошла в залу.

Варгутин пошёл за нею и, по её жесту, покорно сел снова в кресло, в котором сидел в тот день, когда сделал предложение.

Варя стала против него.

— Что вы хотите знать?

— Всё.

— Значит, вы не верите «ей», если спрашиваете меня?

— Не верю.

— А мне поверите, что бы я ни сказала?

Варгутин посмотрел ей в глаза и снова схватил её обе тоненькие холодные ручки.

— Только не жалейте меня; поймите, мне нужна правда, безусловная правда; я чувствую, что сбился с пути, я перестать понимать себя и её.

— Уходите отсюда и не возвращайтесь более.

— Почему?

— Потому что Катя вас не любит и… не любила. Мать навела справки о вашей службе и о ваших средствах ещё раньше, чем Катя увидела вас. В этот вечер, когда Катя декламировала у Жабриных, ей уже указали на вас как на выгодную партию; вас обманывают на каждом шагу, вас обирают и считают скупым, потому что вы не догадываетесь давать сами и больше того, чем у вас спрашивают. Ни больной, ни здоровой тётки у нас нет. Катя и мать уехали кататься на тройках с кутящей молодёжью.

— Не может быть! Над вами посмеялись!

— Поезжайте на Крестовский, вы найдёте их всех там.

Варгутин встал с кресла; его вдруг охватила бессмысленная, безумная злость, он готов был задушить урода, изорвавшего его сердце.