У некоторых пациентов с острой субдуральной гематомой кровяной сгусток рассасывается примерно дней за десять, и его тогда можно удалить через маленькие дырочки, вместо того чтобы вырезать большое окно. Мы как раз на это ориентировались, потому что Кит чувствовал себя хорошо. Мы рассчитывали обойтись консервативными методами или по крайней мере простейшей операцией. Но на снимке был виден довольно приличного размера сгусток с некоторым смещением срединных структур мозга по сравнению с тем первым снимком.
Я ничего не предпринимал, просто ждал. В субботу вечером, после того как он пробыл у нас неделю, я пошел с ним поужинать, и выглядел он как-то не очень. На следующее утро он позвонил и пожаловался, что болит голова. Я сказал, что мы сделаем ему еще одну томограмму в понедельник. И к утру понедельника ему было уже гораздо хуже: сильные боли, речь не совсем четкая, он начал чувствовать слабость. И повторная томограмма показала, что сгусток опять вырос и что боковое смещение значительно продвинулось. Так что решение далось нам просто — он бы не выжил, если 6 мы не удалили сгусток. Он был действительно совсем плох, когда ложился на стол. Кажется, мы оперировали где-то в шесть или семь часов вечера в тот день. 8 мая. И сгусток оказался солидный, минимум полтора сантиметра толщиной, может даже два. Как густое желе. Так что мы его вынули. Оказалось, там кровоточила артерия. И я её просто заткнул, подчистил и уложил на место. И потом он проснулся почти сразу и говорит: «Вот, теперь совсем другое дело!» Давление быстро отпустило, и после операции он моментально почувствовал себя намного лучше, прямо на операционном столе.
В Милане, на первом концерте, который он давал после операции, он нервничал, и я тоже нервничал. Речь — вот что меня больше всего беспокоило, речь и языковое восприятие. Некоторые утверждают, что правая височная доля больше влияет на музыкальные способности, но за речь отвечает доминирующее полушарие твоего мозга, выразительная часть мозга — левая сторона у правшей. Мы все переживали. Он мог не вспомнить, как это делается, у него мог случиться приступ на сцене. Кит виду не показал, но со сцены пришел сияющий от радости, потому что доказал, что все прекрасно помнит.
Мне сказали: тебе нельзя будет работать шесть месяцев. Я сказал: шесть недель. Через шесть недель я уже снова играл. Так нужно было, я был готов. Либо ты становишься ипохондриком и слушаешь, что говорят другие, либо принимаешь собственные решения. Если б я чувствовал, что не справлюсь, я бы сам первый так и сказал. Мне говорят: тебе-то откуда знать? Ты же не врач. А я отвечаю: говорю вам, со мной все в порядке.