Было понятно, что Брайан с Анитой дошли до точки. Они измотали друг друга по-черному, продолжать не имело смысла. Мне правда никогда было не уяснить, в чем там вообще проблема. Будь я на месте Брайана, я бы чуть прикрутил свою мерзопакостность и оставил бабу себе. Но подруга, конечно, была непростая. Если кто и сделал из меня мужчину, то это Анита. В ее жизни практически не было никаких романов, кроме буйных, на износ нервов, и они с Брайаном вечно скандалили и дрались – он гонялся за ней, а она убегала с криками и слезами. Она так давно привыкла к подобным вещам, что они почти казались ей нормой, ставили все на свои места. Выбраться из такого деструктива, понять, когда ставить точку, – не самое легкое дело.
Ну и разумеется, Брайан опять взялся за старое – в Марракеше, в отеле
Я думал, Анита хочет вырваться на волю, и, если бы я придумал для нее план, она бы так и сделала. Опять сэр Галахад. Но я хотел, чтобы она была со мной, я сам хотел убежать. Я сказал: “Ты что, приехала в Марракеш, чтобы трястись из-за того, что ты слишком сильно отделала своего мужика и он теперь, бедняжка, отлеживается в ванне со сломанными ребрами? Наелся я уже этого говна. Не собираюсь больше выслушивать, как тебя там лупят, все эти ваши скандалы и прочую хуйню. Все это без толку. Давай просто уедем отсюда. Бросим его на хуй. Нам и без него прекрасно. Мне и так всю неделю было очень, очень тяжело – знать, что ты там с ним”. Анита разревелась. Она не хотела уезжать, но, когда я сказал, что Брайан, наверное, просто возьмет ее и прибьет, она поняла, что я прав.
Так что я спланировал ночной побег. Когда Сесил Битон делал эту мою фотографию, где я лежу на краю гостиничного бассейна, я на самом деле прикидывал, что и как. Думал: “Так, сказать Тому, чтобы приготовил “бентли” где-нибудь после захода солнца, и двигаем отсюда”. Я уже вовсю готовился к великому ночному побегу из Марракеша в Танжер.
Мы втянули Брайона Гайсина, сказали Тому Килоку отправить его проводить Брайана в Марракеш на площадь Мертвых, туда, где пасутся музыканты и акробаты, – походить там, что-нибудь позаписывать на его ухеровский магнитофон, и все якобы для того, чтобы не попасться прессе, которая, как должен был сказать Том, приехала охотиться на Брайана. А в это время мы с Анитой будем уже на пути в Танжер. Мы тронулись затемно – Анита, я и Том за рулем. Мик с Марианной к тому времени уже уехали. Где-то в своих книгах Гайсин описывает душераздирающий момент, когда Брайан вернулся в отель и позвонил ему: “Приезжай быстрей! Они все уехали и бросили меня. Смылись! Я не знаю куда. Никаких записок, в отеле мне ничего не говорят. Я здесь совсем один, выручай. Приезжай прямо сейчас!” Гайсин пишет: “Я приезжаю. Укладываю его в постель. Вызываю врача, чтобы тот вколол ему успокоительное и посидел, пока не подействует. Совсем не хочется, чтобы он сиганул с высоты десяти этажей в гостиничный бассейн”.
Мы с Анитой возвратились в мою норку в Сент-Джонс-Вуде, которую я совсем забросил с тех пор, как поселился там с Линдой Кит. Для Аниты после Кортфилд-Гарденз разница была впечатляющая. Нужно было отсидеться, чтобы не пересекаться с Брайаном, и это заняло какое-то время. Мне же с ним приходилось еще как-то вместе работать, при этом Брайан изощрялся по-всякому, чтобы вернуть Аниту назад. Шансы на это были нулевые: если Анита решила – значит решила. Но нужно было пережить этот нервотрепный период изоляции от Брайана и переговоров с ним. А для него это просто стало еще одним предлогом, чтобы уйти в полный долбежный отрыв. Говорят, я ее увел. Но моя версия такая: я ее спас. Вообще в каком-то смысле я и его спас. Их обоих. Они оба катились по очень опасной дорожке.
Брайан уехал в Париж и там напал на агента Аниты – плакался ей, как все его на фиг бросили, поимели и бросили. Он меня так и не простил. Я его не обвиняю. Он быстро нашел себе подружку, Сьюки Поутиер, и мы даже еще умудрились отыграть вместе мартовско-апрельский тур.