Жизнь актера

После этого письма вахмистр не переставал приносить мне новые. Иногда я получал от Жана три, четыре письма сразу. Поскольку Жан просил всех друзей писать мне, случалось, что на поверке мою фамилию выкрикивали двадцать раз кряду. Мне было неловко перед товарищами, многие из них совсем не получали писем. В конце концов я попросил, чтобы мне отдавали письма отдельно. Мою просьбу удовлетворили.

«Мой Жанно!

Я самый счастливый человек в мире. Существуют ли счастливые люди? Нас с тобой не может разлучить даже конец света. Это великая загадка. На следующий день после того ужасного дня я почувствовал удивительное спокойствие. Это была чудесная уверенность в том, что наши сердца, твое и мое, бьются, как волны, набегающие друг на друга. Это были волны нашей любви, поющие в тишине. Слава — ничто рядом с любовью. Наша слава в нашей любви.

«Я счастлив, что люблю тебя». Эта твоя маленькая фраза стоит того, чтобы дорого заплатить за нее. Благодаря ей я могу примириться с этой драмой и с этим тупиком, в который мы попали.

Мне жаль равнодушных людей, которым не дано любить всеми силами души.

Твой Жан».

«Любимый Жанно!

Я только что был у Коко. Она получила от тебя письмо и просила меня переехать к ней, чтобы мы могли вдвоем говорить о тебе. Так что я соберу чемодан и буду ночевать в «Рице». Ты можешь писать мне туда. Но я все равно буду заходить домой, чтобы пройтись по комнатам, я не могу отказаться от этого счастья. Это письмо не в счет. Я напишу тебе сегодня вечером из «Рица». Пережить этот дурной сон можно только ради тебя, ради нас, ради твоего сундучка со стихами. Нужно жить ожиданием чуда и молить наше небо».

« Суббота.

Мой Жанно!

Не могу удержаться и не написать тебе еще несколько строк. Я только что виделся с твоей мамой. Ты, конечно, догадываешься, о ком и о чем мы говорили. Я не могу покинуть нашу квартиру. Квартира — это ты, это твоя открытая комната, это дверь, под которую я просовывал стихи. Жанно, будем мужественными и терпеливыми. Небо нам помогает и защищает нас. Наше небо. Потому что у нас одно небо на двоих, и это небо нас не покидает. Я обожаю тебя».

Я нашел маленькую собачонку-метиса типа фокса, похожую на ту, что изображают на пластинках «Голос его хозяина», белую, с черным пятном на левом глазу. Я назвал ее номером нашей роты — 107-й. Ей было около трех месяцев. Я надел ей красный ошейник, а хозяйка отеля сшила ей голубой костюмчик. Эта собачка так привязалась ко мне, что я не мог оставить ее ни на секунду, потому что она тут же начинала скулить. Мне разрешали брать ее в машину. Солдаты ее обожали и в который раз прощали мне мои привилегии.

В Париже Жан предпринимал отчаянные попытки получить пропуск, чтобы приехать ко мне, и уговорить кого-нибудь отвезти его.

Коко Шанель заставила всю свою фирму работать на нашу роту: шить плащ-палатки, вязать свитера, перчатки. Все это Жан должен был привезти в первый свой приезд.