Жизнь Александра Флеминга

Алмрот Райт считал, что медику, ведущему научно-исследовательскую работу, полезно и даже необходимо заниматься врачебной практикой, «чтобы стоять на земле обеими ногами». Изучение живого организма подтверждает или же опровергает результаты, полученные in vitro11. Зрелище человеческих страданий пробуждает наряду с сочувствием и желание найти средство, могущее исцелить их. Вот почему Райт так настаивал на том, чтобы при его отделении была открыта клиника. «Неплохо, когда исследователь ничем не брезгует, – говорил доктор Хьюгс, который впоследствии тоже работал в этом отделении. – Медики у Райта, помимо работы в лаборатории, занимались еще и врачебной практикой».

Райт поощрял своих ассистентов к занятию практикой. Кстати, это был их единственный источник существования, так как платил им Райт мало – сто фунтов в год. Он утверждал, что исследователи должны трудиться бескорыстно. «Мы не платим людям за то, что они занимаются наукой; вам необходимо иметь дополнительную работу».

Жалованье и продвижение по службе целиком зависели от доброй воли Райта, всемогущего владыки. «Мое отделение – республика», – говорил он. В действительности это был «просвещенный деспотизм». Властная и сильная индивидуальность патрона вызывала не только уважение, но и преклонение. «Старик», как его называли сотрудники, безраздельно царил здесь, – строгий, но любящий отец. Вот как описывает его Фримен:

«На первый взгляд он казался какой-то бесформенной глыбой, с огромной головой, руками и ногами. Можно было подумать, что он болен акромегалией12, говорил его друг Вилли Гёллох. Движения его были медлительны и обдуманны. Он был высокого роста, слегка сутулый, как все исследователи, которые работают, склонившись над столом. Короче говоря, он никак не походил на атлета... Он носил очки, над которыми круто лезли вверх густые брови. Когда Райт над кем-нибудь подтрунивал или находил что-то забавным, брови его стремительно двигались вверх и вниз. Он почти мог разговаривать с помощью своих бровей». Хотя движения его казались неуклюжими, он умел своими толстыми пальцами производить самые деликатные манипуляции.

Характер у него был сложный и довольно тяжелый. Но ученики обожали его, потому что он был талантлив, потому что с ним жизнь становилась удивительно интересной и потому что, когда он говорил, его пыл, любовь к парадоксам, его огромная культура очаровывали собеседника. Перед разными людьми он представал в разных обликах. С одним он превращался в поэта, с другим становился страшным озорником. «Райт, вы невероятный человек, – говорил ему его друг, знаменитый Бальфур13. – Поэтому-то мы все вас так любим». Мягкий и терпеливый с больными, он мог быть очень жестоким со своими коллегами. Споря с одним знаменитым хирургом, он с такой свирепостью уничтожил своего противника, что Бернард Шоу, знавший в этом толк, сказал: «Он не только отсек ему голову, но еще и поднял ее очень высоко, чтобы все на свете могли увидеть, что она совершенно не содержала мозга».

Вся его жизнь была непрерывной борьбой. Он родился в 1861 году. Сын пресвитерианского священника и шведки – дочери профессора органической химии в Стокгольме Нильса Алмрота, Райт с ранней юности выказал непримиримую жажду независимости. «Алмрот – моя неудача, – говорила его мать. – Я никогда не могла заставить его сделать то, что хотела. Он всегда шел своим собственным путем». Но она очень им гордилась, и ее другие дети утверждали, что, если бы Алмрот совершил преступление, она сказала бы: «Вот это мужественный поступок». Отец его, Чарльз Райт, был пастором в Дрездене, потом в Булони, затем в Белфасте, но всюду с Алмротом занимались частные учителя, и он получил очень хорошее образование. Любовь к языкам сохранилась у него на всю жизнь, он в шестидесятидвухлетнем возрасте изучил русский, а в восемьдесят лет начал заниматься эскимосским.

Больше всего на свете Райт любил поэзию. Он знал наизусть почти всю библию, почти все произведения Шекспира, Мильтона, Данте, Гёте, Браунинга, Вордсворта и Киплинга. Однажды он подсчитал, что может прочесть на память двести пятьдесят тысяч стихотворных строк. Казалось, при таких склонностях он должен был избрать для себя литературное поприще. Он сам об этом подумывал и даже советовался со своим преподавателем литературы знаменитым Эдмундом Дауденом, однако тот сказал: «На вашем месте я бы не бросал медицины; это наилучшая из всех возможных подготовок к вступлению в жизнь, а если в дальнейшем у вас обнаружится талант писателя, приобретенный опыт явится для вас бесценной сокровищницей знаний». Дауден оказался прав. Райт стал крупным ученым и, кроме того, великолепным писателем, которому Бернард Шоу говорил: «Вы владеете пером так же хорошо, как я». А это в его устах было самой большой похвалой и даже, пожалуй, единственной.